Читаем Смерть во спасение полностью

   — Ещё не жил, а уже умереть охота, — огрызнулась княгиня. — Так иди, никто не держит! Рязанские князья свои головы сложили да весь народ за собой увели. Коломна, Москва да Суздаль ушли следом, ныне черёд Владимира. Кабы одни только князья из-за своей гордыни страдали, я бы и жалеть не стала. О народе кто из вас помыслит? О младенцах, кои невинны? Хотите Русь в пустыню превратить? Не дам! И тебе, Александр, не позволю. От десятины не обеднеем. Когда силы накопите, тогда и прогоните степняков. Так мне Богородица, явившись во сне, сказала.

Феодосия поднялась, трижды перекрестилась на икону Богоматери и вышла из палаты.

Князь молчал, оцепенев, потрясённый этими простыми словами матери.

   — Вот так вот! — непонятно к чему с лихим азартом выговорил Шешуня.

   — Мать права, — помедлив, изрёк Александр.

   — Так что, и в осаду не сядем? — изумился таинник.

   — Насколько сил хватит, столь и сидеть будем! — твёрдо произнёс князь.

7 февраля пал Владимир. Батый вновь предложил владимирцам стать его данниками, монголы показывали жителям, собравшимся на крепостной стене, пленённого ими княжича Владимира Георгиевича, который от волнения и слёз не мог выговорить ни слова. Плакала и жена его, простирая к нему руки. Хан надеялся, что братья княжича не станут упрямиться, но всё случилось наоборот. Новая попытка степняков приблизиться была встречена градом стрел, а накануне штурма жена великого князя Агафья с дочерью, снохами и внуками приняли схиму, готовясь к смерти.

Утром 7-го тысячи стрел обрушились на защитников крепости, и сотни лестниц со всех сторон упали на стены. Через час всё было кончено. Родные великого князя запёрлись в Соборной церкви. Сыновья Всеволод и Мстислав попытались прорваться из города, но погибли. Монголы подожгли церковь, выломали дверь, помня о богатствах храма, перерезали всех, кто там находился, подвергнув опустошению главный придел Руси.

В феврале же Батый захватил четырнадцать русских городов: Ростов, Переяславль, Ярославль, Юрьев, Дмитров, Городец и другие, нигде не встречая больше сопротивления и подбираясь к лагерю великого князя Георгия, который с братом Святославом и племянниками в каком-то странном оцепенении стоял на Сити, имея больше десяти тысяч ратников. Князь уже знал о гибели дочери и сыновей, жены и внуков, неустанно молился Господу, призывая его изъявить милость и даровать ему победу.

Батый осторожничал. Он окружил владимирского правителя, замкнув его в кольцо и рассчитывая без труда перебить его дружину, но Георгий Всеволодович первым напал на врага, держался стойко и храбро. Битва шла весь день 4 марта, с утра до позднего вечера, немало степняков сложили свои головы, но силы были неравны. Великий князь пал в бою. Монголы, разъярённые его упорством, уже мёртвому отсекли ему голову и отбросили прочь. Василько, сын старшего из Всеволодовичей Константина, легко раненный, попал в плен.

Батый повелел лекарям перевязать его, накормить и привести к нему. Он встретил князя в своём шатре, усадил его напротив, сообщив, что почти все города среднеравнинной Руси покорены им.

— Многие превращены в руины, иные сожжены, стёрты с земли, как их жители. Нет более вашего великого князя, а завтра та же участь постигнет Псков и Новгород и все южные владения, — ласково улыбаясь, заговорил хан. — Я не хвалюсь этим, поверь мне, князь, мы предлагали мировую ещё рязанцам, но они отказались, за что и пострадали...

Внук Темучина выдержал паузу, давая возможность слугам разлить по пиалам кумыс. Властителя улуса на Яике ещё с момента нашествия на Русь терзала одна соблазнительная затея: сманить двух-трёх русских князей на свою сторону, дать им по полку или тумену, чтобы те сами привели свой народ к смирению перед великим монгольским ханом, сделали бы людей послушными и покорными любой его воле. Даже Ахмат не сразу оценил весь блеск сей затеи, но, вдумавшись, он восхитился: лишь незаурядный правитель способен замыслить такое.

Хан глотнул холодного пронзительно-кислого кумыса, зачмокал от наслаждения полными губами.

   — Попробуй, князь, нашего зелья, — предложил он. — От него тоже голова кругом идёт!

Однако Василько Константинович не только не притронулся к пиале с кобыльим молоком, но и продолжал сохранять на лице отчуждённо-хмурый вид.

   — Всё это я говорил к тому, что хочу предложить тебе, князь, служить у меня, — ничуть не смутившись отказом от кумыса, продолжал Батый. — Ты мне нравишься. Хочешь, я назначу тебя великим князем всей русской земли? Ведь твой отец давно враждовал с твоими дядьями, верно, они унижали и тебя, ты должен отомстить. Будем друзьями!

Луноликий хан расплылся в ласковой улыбке. Первое подобное предложение он сделал после разгрома рязанцев князю Олегу Красному, захваченному в плен. Но тот сразу же отказался, за что его и четвертовали. Это была вторая весьма смелая попытка. Интуитивно властитель действовал правильно: он выбирал не прямых наследников, а их племянников, молодых, сильных и в чём-то ущемлённых.

   — Ну так как, князь?

Перейти на страницу:

Все книги серии Отечество

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза