Читаем Смерть во спасение полностью

В другое время он бы не спустил нахальному мальцу такого самовольства. Озлило князя и то, что два сундука с золотыми да серебряными монетами Александр распорядился отдать в общее добро, от которого княжеской семье достались лишь крохи, ибо сам он большого добра у литвинов не сыскал. Однако сразу же по возвращении в Новгород ему доложили, что княжича Андрея привезли в Переяславль, и эта весть смягчила душу Всеволодовича.

— Хочешь единолично княжить? — усмехнулся он. — Начинай! Поглядим, какой из тебя правитель.

Вернувшись в Новгород, Ярослав не пробыл в родном доме и трёх дней. Представил сына на вече, нежданно похвалив его за успешный разгром крестоносцев и захват денег. Новгородцы с радостью согласились принять княжича своим распорядителем, и отец, слыша восторженные выкрики из толпы, прославляющие Александра, невольно скривился: не думал он, что в душе его когда-нибудь возникнет зависть к собственному сыну.

<p><emphasis><strong>Глава четырнадцатая</strong></emphasis></p><p><emphasis><strong>МАЛЫЕ ПРОЯВЛЕНИЯ ВЛАСТИ</strong></emphasis></p>

От горящих корней «золотого дерева», как звали тёмно-жёлтый пустынный кустарник, исходил приятный сладковатый дух. В просторной тёплой юрте, где собралась вся семья покойного Чингисхана, Батый сидел вторым по правую руку Угедея, рядом с царевичами Менге-ханом и Гуюк-ханом. Здесь же присутствовал и один из старых «цепных псов» Темучина Субэдей, вызванный на курултай из Китая. Его узкое, как бритва, лицо за восемь лет, прошедших после кончины великого завоевателя, казалось, побронзовело и стало ещё жёстче. Лишь редкая седая бородка да потерявшие свою чёрную густоту зрачки свидетельствовали о том, что время коснулось и его.

Угедей говорил тихим монотонным голосом, почти выпевая слова, но орлиный гортанный клёкот великого хана проникал в сердце каждого полководца.

— Живущий ныне в Поднебесной несравненный в своих подвигах Темучин, наш незабвенный Чингисхан, явился этой ночью мне во сне и сказал: «Я обещал сыну Джучи и своему внуку Батыю, отдавая улус на Яике, что мы расширим его пределы до самых северных и южных границ, включая Сибирь, Волжскую Булгарию, Каспий, Придонье и всю Русь, дабы завершить большой круг наших общих владений с центром в Каракоруме. Батый уже созрел, чтобы управлять северным царством. И помочь ему создать его должны все темники ханства». Мы не вправе ослушаться этого завета, и теперь пришла пора, дабы исполнить его... — Угедей медленным взором обвёл всех сидящих в юрте и не нашёл в их взглядах даже тени сомнений.

Батый чувствовал себя именинником. Настала пора обессмертить и своё имя, как когда-то это сделал его дед. Внук уже многое знал о Руси со слов оракула Ахмата. О том, сколь сильны русские витязи, потомки северных варягов. Закалённые холодом, долгой зимой, носящие шкуры диких медведей, они, как и монголы, с трёх лет учатся сидеть в седле, стрелять из лука и владеть мечом. За короткое время они сумели покорить кипчаков, булгар, ятвягов, половцев, не впустить к себе и железнобоких крестоносцев и проиграли лишь Субэдею на Калке. На него и был устремлён восхищенный взгляд молодого Батый-хана. Бухарский пророк предсказывал, что Булгарию, Каспий и Придонье завоевать особого труда не составит. Загвоздка выйдет с Русью.

— Какая? — тотчас насторожившись, спросил внук Темучина.

Когда восемь лет назад Ахмат, спасая свою жизнь, вызвался стать советником хозяина улуса на Яике, он не знал о Руси ничего. И первые рассказы напоминали страшные сказки: заросшие длинным волосом лесные люди в звериных шкурах, живущие посреди непроходимых чащоб и болот, наделённые могучей силой и коварством, — такими предстали русичи в воображении юного хана. Прошло недели три, в Каракорум заехали ганзейские купцы, и Ахмат, подружившись с одним из них, многое узнал о Пскове, Новгороде и Владимире, где купцу довелось побывать. Немецкий коробейник рассказал о величественных храмах из белого камня, о стальных мечах, каковые жёстче даже ганзейских, об удалых воинах, кои в силе, ловкости и сноровке не только не уступают знаменитым Христовым рыцарям, но и превосходят их в доблести. Купец начертал и карту городов, рассказал о богатстве теремов, о красе русских женщин, и в одну из ночей пытливый дух пророка, освободившись от тела, отважился полететь на север и вскоре достиг Новгорода.

Прорицателю захотелось увидеть прежде всего того самого Александра, которого с таким тщанием оберегали византийские волхвы. Но отрока дома не оказалось, он был в походе. Не мешкая, астролог полетел по следу русичей, благо дул попутный ветер, и дух его в считанные мгновения одолел огромные пространства, застигнув окончание боя с ливонскими рыцарями. Берег утлой речушки был усеян белыми плащами божьих воинов с чёрными крестами на груди. Ахмат узрел и смерть великого магистра Волквина, и благородство молодого князя, не польстившегося на злато крестоносцев. Оракул сразу провидел и отвагу, крепкий нрав будущего правителя и его не по летам природную мудрость.

Перейти на страницу:

Все книги серии Отечество

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза