Читаем Смерть во спасение полностью

   — К чему эти затеи, княжич, — выступил один из тысяцких, Яков. — Мы тут не в бирюльки собрались играть, а готовы и жизнями своими пожертвовать, дабы прогнать ворогов с родной земли. Я думаю, если мы ударим дружно, то сможем разбить немцев и без особых игрищ.

   — Всё, что я требую, сие не затеи и не игрища, — нахмурившись, промолвил Александр. — Я только хочу, чтобы все вы вернулись домой со щитами, а не на щитах да чтобы ворога мы укусили не за бок, а побили его крепко, дабы он и дорогу позабыл на наши земли и другим её заказал!

На последних словах голос княжича усилился, наполнился особой страстью, и лица дружинников посуровели, словно не отрок стоял перед ними, а зрелый военачальник.

   — Крестоносцы ходят к нам, помня обиды, — продолжил он. — Потеряв половину своих ратников, друзей, они живут жаждой мести. Потому и возвращаются. Значит, для того чтобы они не вернулись, ни один из них не должен остаться в живых. Если мы налетим всей кучей, то божьи воины разбегутся в стороны и треть их, если не больше, спасётся. Так чего же мы хотим?..

Вечевой народ, привыкший к шумному обсуждению любых княжеских указов, тут единогласно принял ратную затею Александра. Потребовалось ещё полчаса, дабы каждый отряд занял свою позицию. Княжич беспокоился только об одном: как бы немцы не свернули привал и не отправились спешно домой. Но тревоги оказались напрасными. Великий магистр, сражённый усталостью, заснул, а уверенный в себе Корфель не торопил крестоносцев, давая им и себе желанный роздых.

И потому, когда точно с неба на божьих воинов с гиканьем и рёвом обрушились новгородцы — Александр на этот раз, несмотря на протесты Гундаря, лично повёл один из отрядов, — сразу же возникла паника. Сонные ливонцы предпочитали бежать в лес, нежели вступать в бой и защищать великого магистра. Корфелю повезло: за несколько минут до нападения он, оставив спящего магистра, вышел из шатра и двинулся к реке, чтобы проверить, искупал ли слуга его коня. Он прошёл вдоль берега к узкой песчаной косе и сразу же углядел ленивца Гросселя, который, судя по всему, сначала набил себе брюхо и лишь потом принялся за дело. Заметив, что слуга даже не расседлал жеребца, советник магистра схватил толстую палку и ускорил шаг, чтоб проучить бездельника, но именно лень Гросселя и спасла барона. Ибо в то же мгновение с трёх сторон ринулись на божьих воинов русские полки, и не требовалось особой прозорливости, чтобы понять, насколько велико преимущество неприятеля.

Корфель узрел, что трое его воинов пустились в бегство вверх по реке, моментально вскочил в седло, помчался за ними, пытаясь их остановить, и ему это удалось. Но, едва они вернулись, увидели, что ничего поделать уже невозможно.

   — Надо спасаться, ваша милость, — растерянно пробормотал один из крестоносцев.

Шатёр великого магистра был уже окружён, и помочь ему Корфель ничем не мог.

   — Уходим по реке! — бросил барон, шкурой почуяв, что в лес соваться не стоит.

И это решение спасло их.

Когда Александр ворвался в шатёр, Волквин стоял, обнажив меч. Он и не думал сдаваться без боя, гнал от себя предательскую мысль о плене, и только пронзи тельная тоска по Всеславе заставила руку дрогнуть, но через мгновение мужество рыцаря вернулось к нему.

Супротивник снял шлем, и великий магистр увидел тёмно-кудрого отрока, один вид которого заставил его опустить меч. Волквин мечтал узреть беспощадного Ярослава, с кем хотел бы сразиться, но как епископ Ливонского ордена мог поднять оружие на несмышлёного юношу?.. Он лишь усмехнулся и спросил юного недруга по-русски, поскольку успел за долгие годы выучить и этот язык:

   — Кто ты?

   — Я Александр, сын Ярослава, князь новгородский. Ты пришёл на наши земли с мечом, защищайся!

   — Я с детьми не воюю, — снисходительно промолвил Волквин.

   — Я не дитё, я воин, и убью тебя! — грозно воскликнул Ярославич.

   — Ты не равен мне, — твёрдо сказал магистр, — и мне не подобает сражаться с младенцами.

Это была великая обида, нанесённая Александру, и он, вспыхнув алым огнём, бросился на магистра, но первый же удар отбросил его в сторону. Княжич, не одолев этого удара, даже упал, но епископ не стал его добивать. Он позволил ему подняться. Ярославич, придя в ярость, не раздумывая, снова бросился на врага, но Волквин, легко отразив несколько заученных юношей приёмов, резким выпадом снова поверг русича наземь. Глава Ордена мог без труда заколоть юного задиру, но лишь усмехнулся.

   — Поднимайся, княжий воробышек, я не убиваю упавших, таков закон нашего рыцарства, — насмешливо проговорил великий магистр. — Пусть твой отец придёт сразиться со мной.

   — Я теперь за него! — пылая яростью и поднимаясь с земли, воскликнул Александр. — И ведаю одно: иноземец, пришедший на наши земли, должен быть уничтожен!

   — Ты глуп и безумен, как твой отец, — не без иронии заметил Волквин, — хотя мои волхвы говорили мне о тебе лестные слова. Но, видимо, они ошиблись...

   — Защищайся, подлый ливонец! — вскричал Александр и снова бросился на магистра.

Перейти на страницу:

Все книги серии Отечество

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза