Смерть во спасение

Старший брат Ярослава, великий князь владимирский Георгий Всеволодович недомогал. Сидя в охотничьей засаде и поджидая, пока егеря выгонят на него вепря, он промёрз до костей, и проклятая лихорадка мигом спеленала тело, поднялся жар, глаза слезились. Когда доложили о приезде венгерского монаха Юлиана, запросившего о свидании, Георгий Всеволодович согласился не сразу, и только настойчивые просьбы святого отца и срочные вести; каковые он спешил передать, заставили правителя подняться с постели. Он выпил чашу горячего настоя из сушёных ягод малины да листьев мяты, закутался в тёплый овчинный кафтан и велел звать гостя.

Юлиан поклонился правителю, объявив, что имеет счастье передать сердечные приветы и уверения в дружбе от своего короля Белы Четвёртого.

   — Однако не только это привело меня сюда, ваша светлость. Исполняя свой христианский долг, мне удалось добраться до сибирского улуса сына Чингисхана Джучи, каковым правит ныне его наследник Батый. Там все готовятся к войне, ваша милость, хотят покорить Русь, великий князь!

   — Я ведаю о том, — помедлив, хмуро вымолвил Георгий Всеволодович. — Купцы ганзейские, побывавшие недавно там, мне сказывали эти вести. Но, насколько я слышал, Батый намерен захватить также и ваши земли и дойти до Рима. Известно ли вам об этом?..

Последняя весть повергла монаха в оцепенение.

   — Я уже послал к венгерскому королю своего гонца, но хочу передать и через вас, что нам совместно надо готовиться к монгольскому нашествию. Сила наша в единении, и если король Бела Четвёртый пришлёт нам в помощь своё войско да подвигнет к тому же и папу римского, то есть надежда сдержать безумный натиск степняков и не допустить их до ваших границ...

Георгий тяжело задышал, вытер пот с лица, хлебнул малинового отвара и продолжил:

   — Монголы уже начали воевать булгар и быстро их одолеют. Далее на их пути будут лежать наши княжества, но если они одолеют нас, то тогда неминуемо придут и к вам. Так стоит ли дожидаться их дикие тьмы у своих крепостных стен?.. Не лучше ли остановить врага здесь?

   — Я передам это королю, великий князь, — склонив голову, вымолвил Юлиан.

   — Время ещё есть, чтобы подготовиться к дружному отпору. Мы можем и одни справиться, но негоже молодому королю прятаться за спины соседей, пора проявить и собственную удаль. Передай королю, что мы просим не о помощи, хотя и это было бы не худо, а хотим с ним вместе биться против общего врага. И пусть ваш король не думает, что до Венгрии более тысячи вёрст и монголы туда не доберутся. Он заблуждается...

Георгий закашлялся, закрыв лицо ширинкой, вытер ею слёзы.

   — Прошу простить, меня одолела хворь...

   — Видя ваше состояние, я не хочу более утруждать вас, ваша светлость, своей беседой. — Монах поклонился, намереваясь покинуть покои князя, но тот сделал нетерпеливый жест, призывая Юлиана остаться.

   — Я хочу, чтобы венгерский король правильно меня понял, — взволнованно заговорил Георгий. — Мы просим не помощи, а ищем заединщиков в ратном деле. Княжества, соединённые одной верой, должны держаться сообща. Поодиночке степняки легко нас уничтожат, вместе же мы великая сила. Я хочу зазвать всех наших южных и северных князей со своими дружинами, мы соберём огромную рать и встанем, как скала, на их пути...

Георгий заморгал, смахнул платком болезную слезу. Юлиан молчал. Он знал, что венгерский король никакую дружину на подмогу владимирскому князю не пошлёт и бесполезно его даже уговаривать, хотя в словах русского властителя крылась несомненная истина. Оттого Всеволодович и беспокоился больше обычного.

   — Мы сами то и дело ссоримся, драчливы, как дети, мелкие обиды застят глаза, самолюбие своё ставим выше всего, готовы родного брата удавить за поперечное слово... — Князь тяжело вздохнул. — И я таков был, и себе осуждение сие выношу, сам каюсь в грехах этих, но более не хочу их совершать, ибо вижу, что сила вражья зажата в одной властной руке. Таковую и мы создать обязаны! Вы понимаете меня, святой отец?..

   — Я понимаю вас, ваша милость, и мне ведомы волнения ваши, а потому даю слово, что постараюсь вразумить правителя своего, и пусть Господь нам в том поможет.

Юлиан поклонился князю и, попрощавшись, ушёл. Вернувшись ко двору короля Белы, только что принявшего королевскую корону из рук своего отца Андрея, он искренне попытался заронить тревогу в сердце молодого самодержца, рассказывая о диких монголах, не знающих пощады и готовящихся завоевать не только Русь, но и Венгрию, однако властитель и слушать о том не захотел. Посылать свою дружину на выручку далёкому северному князю Георгию, обескровить себя — это ли не глупость, когда другой русский князёк Даниил Романович со злобой дышит в спину новому королю, отняв у его младшего брата Андрея Галич, отданный ему ещё Мстиславом Удалым. Теперь он обязан защищать брата, как это делал в своё время отец. И как тут без дружины? И что значат наравне с этим страхи, разносимые впечатлительным монахом? Русичи сами — дикое племя, они постоянно с кем-то воюют, у них много княжеств, где каждый правитель содержит свою дружину, вот пусть и объединяются.