Читаем Смерть во спасение полностью

И так до утра одни и те же мысли кругами, как воронье проклятое, не давали заснуть. Так и ворочалась до свету с боку на бок, слушая равнодушный храп мужа, проклиная его и себя да орошая слезами подушку.

Утром муж поднялся, когда Феодосия ещё спала, взял обоих сыновей, сел на коня и уехал с ними да их пестунами за город, дабы посмотреть, чему они без него научились.

Не успела княгиня выйти в сени, как слуга доложил, что во дворе с рассвета её двое дружинников дожидаются, просят принять. Она велела их пригласить в горницу. Они вошли, застыли у порога, не смея поднять глаз на Феодосию.

   — Что головы повесили? — почуяв неладное, суровым тоном спросила она. — Исполнили, что вам велено было?

   — Саму-то бесовку на тот свет спровадили, — крестясь, вымолвил старший. — А вот...

   — Что вот? — княгиня даже поднялась с лавки, сверкнув огненным взором. — Что вот?

   — Не удалось, ваша светлость... Кормилица утащить куда-то поганыша сумела, мы уж всё обыскали. Как сквозь землю провалилась, нечистая! До свету её везде искали, из сил выбились, а на следующий день царёк их, узнав о смерти дочери, осерчал не на шутку, всю стаю своих цепных псов выпустил, мы еле ноги унесли...

Феодосия даже в лице переменилась, готова была на суку повесить ротозеев, да при муже не посмела лишний шум поднимать.

   — Уж лучше бы вы там и остались! — зло обронила хозяйка. — Ступайте прочь.

Дружинники ушли. У Феодосии неожиданно заломило в висках от дурной вести. Приблудыш этот рано или поздно объявится да своё начнёт требовать. Она повелела принести отвара, чтоб унять ломоту, каковая свет белый застилала. Чаша горького снадобья немного приглушила боль. Не первый раз она одолевала княгиню, лекари только разводили руками, но правительница уже подметила одно: жестокие приступы с яростью нападали на неё, когда ей неожиданно сообщали о чём-то неприятном, и она не силах была подавить гнев.

Пришёл повар, чтобы узнать, когда хозяева будут обедать, но Феодосия, не дослушав его, досадливо махнула рукой, будучи не в состоянии говорить с ним. Ей бы сейчас запереться ото всех да не встречаться с мужем, иначе кровь опять заколотит в висках. Такое складывалось ощущение, будто она кипит.

Княгиня хотела на полчаса прилечь, когда во дворе послышался шум. Она выглянула, увидела, как Гундарь снимает со своей лошади почти безжизненное тело сына Феодора, выскочила на крыльцо.

Ярослав, хмурясь, растерянно озирался по сторонам.

   — Что случилось?

   — Серка неожиданно понесло. Князь ненароком задел его мечом, вот он и взбесился, — негромко вымолвил воевода, внося княжича в дом.

   — Это тот, каурый... — в страхе прошептала Феодосия, подбежала к мужу, закричала ему прямо в лицо: — Кто распорядился посадить сына на Серка? Я же запретила конюшему даже выводить его из стойла!

   — Замолчь! — побледнев, рявкнул князь.

   — Ты убил его!

Она неожиданно пошатнулась и, потеряв сознание, упала на землю.

К вечеру княгиня пришла в себя и сразу же спросила о сыне.

   — Да вроде отошёл, ваша светлость, разговаривает, — сообщила служанка, подавая отвар. — Лекарь наш велел, как проснётесь, подать испить...

Правительница приподнялась, сделала несколько глотков, опустилась на подушку. В её светёлку вошёл князь, нахмурился. Служанка поклонилась и вышла.

   — Как тебе, полегче?..

Феодосия посмотрела на мужа. Он, виноватясь, отвёл взгляд в сторону.

   — Как Феодор?..

   — Здоров! — повеселел Ярослав. — Подумаешь, упал с лошади. В бою потяжелее придётся. Так полегче тебе?..

   — Полегче...

   — Да, видно, прав был тот монах, наговаривавший на каурого, иль сам заколдовал его, — пробормотал князь, и Феодосия вздрогнула.

Она вдруг поняла, что её мучило больше всего: отец Геннадий, видя, что княгиня не силах своей волей убрать Серка из конюшни, в отчаянии решился на злодеяние, дабы спасти их сына, она же этого не проведала до конца и позволила новгородцам сжечь волхвов, хотя первая должна была бы взять их под свою защиту. И вот судьба жестоко ей отомстила.

Княгиня простонала от боли. Князь, собиравшийся уже уходить, обернулся, застыв на пороге.

   — За лекарем послать?

   — К сыну позови... — Феодосия с трудом выговаривала слова. — Знахарей всех собери к нему...

   — Да никаких ему лекарей не надо, — отмахнулся Ярослав. — Завтра невестушка-красавица приедет, она его живо на ноги поставит. Вот увидишь.

Феодосия хотела оборвать глупую болтовню мужа, но лишь засипела в ответ.

   — Поправляйся, жёнушка! — не желая далее продолжать разговор, принуждённо-ласково бросил он и вышел из её светёлки.

Губы у княгини задрожали от гнева, она попыталась приподняться, дабы вернуть мужа и потребовать всерьёз озаботиться ушибами старшего сына, однако новый приступ боли не дал ей поднять даже голову. Пришёл лекарь, пустил кровь, ей даже вдруг полегчало, но следом навалилась такая слабость, что она проспала целых два дня, очнулась, лишь когда к ней в слезах вбежала двенадцатилетняя невестка, приехавшая в Новгород, чтобы обвенчаться с Феодором, и возопила:

   — Он умирает, матушка, умирает. Надо его спасать!

Перейти на страницу:

Все книги серии Отечество

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза