Смерть оловянных солдатиков

Под которою подписался мало кому известный в Европе главарь террористической группировки – Галиб. Теперь уже известный! Потому что именно он взял на себя ответственность за происшедшее.

Все так и было. И не могло быть иначе! Потому что «грязный образ» «чистыми руками» не слепить. Не получится! Для дальнейшего продвижения, для политической раскрутки образа удачливого террориста нужны жертвы. Много жертв. А не много слов. Или даже денег. Террорист, который никого не убивает, становится подозрительным. И никого не пугает. К его голосу не будут прислушиваться. С ним не сядут за стол переговоров. Не захотят вступать в союзы и объединяться.

Галиб никого не убивал. О чем уже начали шептаться на базарах. Не убивал до того. А теперь… Теперь Галибу нельзя было не поверить. Нельзя было его не признать. Потому что Галиб был герой. Он убил много неверных. Убил там, у них. И имя его было на устах многих известных политиков и военных. Галиб в одночасье стал главным врагом неверных! И значит, другом всех правоверных мусульман.

Он убил очень многих. Но совесть его была чиста. Перед Аллахом. И тем, другим богом. Ну или почти чиста… Потому что у него были свои, перед собственной совестью и своим богом оправдания. Например, что, убив этих, он спас других. Что, убив многих, сохранил жизнь гораздо большему числу потенциальных жертв. Что убил именно тех, кого убил. И именно там.

Убил…

Но…

Не убил…

* * *

– Кто выбрал эту больницу? – грозно спросил Галиб чужими устами одного из помощников.

– А что? Ведь всё прошло очень хорошо. Мы застрелили много неверных.

– Кто выбрал больницу? Кто принимал окончательное решение?

– Бурхан.

– Где он?

– Погиб. Вчера. Его машина переехала.

Неудачно. Или наоборот – очень удачно. И очень вовремя. С него взятки гладки. И кто ему дал наводку, кто подсказал это решение, теперь не узнать. И отвечать за это решение уже не ему.

А кому? Вот этому? Да хоть кому. На кого палец укажет. Пусть – на этого одноглазого.

– Бурхан виновен. Но он ушел от нас. Но почему ты не доглядел?

Может, потому, что одним глазом? По причине того, что другой у него уже вырезали. Раньше. За неудачно проведенную операцию. Где он там чего-то не заметил. Одноглазый испуганно заморгал последним своим оком.

– Бурхан сказал «больница»… Сказал, что лучше, если дети или старики. Там были старики. Много стариков. Одни старики. Он сказал, я подумал… что это хорошо. Что это-то и нужно.

Одноглазый не понимал и никто не понимал, почему сердится Галиб. Ведь все прошло так хорошо! Так удачно! Они постреляли неверных. Много неверных. И потеряли всего двух воинов. Почему Галиб недоволен ими? В чем они виновны?

Галиб внимательно посмотрел на всех. И на каждого. И каждый, на кого он смотрел, не выдерживал – отводил взгляд. Наконец Галиб кивнул. А помощник спросил:

– Галиб хочет знать, как называлась эта больница?

– Не помню. Каким-то именем. Какой-то их святой. У них такие трудные имена…

– А ты вспомни! Как она точно называлась?!

– Сейчас, сейчас, я посмотрю.

Одноглазый вытащил откуда-то бумажку, прочитал вслух:

– Больница… Святой Терезы.

– Дальше!

– Хос-пис.

– Ну?

– Что? Больница Святой Терезы… Хос-пис…

– Скажи, что такое хоспис?

Откуда на Востоке знать, что такое хоспис, когда здесь каждый умирает в своем доме, на своей кровати, в кругу своей семьи, на руках своих детей и родственников?

– Не знаю, – честно признался одноглазый.

– Кто знает?

Никто не знал.

– Хоспис – это больница для неизлечимо больных, которым уже нельзя помочь! Умирающих!

Страшная пауза.

– Вы убили покойников. Тех, кто всё равно умер бы через день или два. Или через неделю. Это были обреченные люди! Мертвецы! Убив их, вы лишь облегчили их страдания. Помогли им! Милость проявили! Милость к неверным!

Милость? Помогли? Тем, что убили? Все потрясенно молчали. Как же так? Это же больница. Больные… Зачем европейцы отдают своих умирающих чужим людям, когда, наоборот, их нужно в последние дни окружить заботой, вниманием и лаской? Нужно, чтобы рядом были дети, и внуки, и братья. Ведь это очень важно – уйти к Аллаху, не оставшись в одиночестве. Нужно призвать всех и простить всех. И чтобы тебя простили все! И чтобы с тобой попрощался каждый, потому что больше тебя они не увидят! Как же так, ведь смерть это так же важно, как рождение! И нельзя нарушать традиции. Нельзя бросать младенцев и оставлять без внимания умирающих! Этого Аллах не простит!

А они… Хос-пис. Как так можно?

Галиб встал. Поднял руку. Помощник «перевел».

– Вы убили неверных. Это хорошо! Вы показали свою силу. Вы доказали всем, что способны найти своих врагов везде. Даже в их доме! Найти и наказать! Вы победили… Но вы убили тех, кто умер бы и без нас. Кто уже почти умер. Вы можете обмануть своих врагов, ибо они испугались вашей мести. Вы можете обмануть своих друзей, которые поют вам хвалу за содеянное. Вы можете обмануть себя, посчитав, что совершили подвиг. Но нельзя обмануть Аллаха, который все видит и все знает. И который не может принять от вас эти жертвы… Вы победили, но вы не добыли славы. Славы настоящих воинов. И вы должны ответить за это перед Аллахом…