Слишком много поваров

— Арчи! — Он был в ярости. — Догадайся, в каком я настроении. Пирожки готовил Валленко, а артишоки — Мондор! Но откуда мне знать, кто еще был на кухне и что могло случиться? Эти подносы предназначались для нас, и скорее всего, это было всем известно. Для меня. Я все еще надеюсь уехать вечером домой. Позвони в отель и убери отсюда эти подносы, чтобы до меня не доносились запахи. Отнеси их к себе в комнату и закрой дверь.

— Боже мой, — вмешался Толман. — Если вы действительно думаете, что… можно отослать блюда в лабораторию и проанализировать…

— Я не хочу их анализировать, я хочу их есть! Но не могу. И не собираюсь. Скорее всего, с ними все с порядке, но вы только посмотрите, как этому мерзавцу удалось меня запугать! Какой смысл их анализировать? Вот что я вам скажу, сэр… Арчи?

Это снова стучали. Запахи, доносящиеся из-под крышек, сводили меня с ума не меньше, чем Вульфа, и я очень хотел, чтобы за дверью оказался санинспектор, который сможет подтвердить, что в блюда ничего не подмешано, но это был всего лишь лакей в зеленой куртке из холла с телеграммой для Ниро Вульфа.

Я вернулся в комнату, вскрыл конверт и отдал его Вульфу, а он достал и прочел телеграмму.

— Та-ак, — пробормотал он. — Его голос звучал по-новому, и я внимательно посмотрел на него. Он отдал мне развернутую телеграмму. — Прочти мистеру Толману, пожалуйста.

Я стал читать вслух:

НИРО ВУЛЬФУ КУРОРТ КАНОВА ЗАП ВИРДЖ ГАЗЕТАХ НЕ УПОМЯНУТО ТЧК КРАМЕР СОТРУДНИЧАЕТ ТЧК РАССЛЕДУЮ ТЧК ТЕЛЕФОНИРУЮ ПУНКТА НАЗНАЧЕНИЯ ПЕНЗЕР

— Так-то лучше, — тихо сказал Вульф. — Гораздо лучше. Пожалуй, можно приняться за пирожки… хотя еще есть возможность… нет. Звони в отель, Арчи. Мистер Толман, мне кажется, скоро и у вас появится возможность помочь расследованию…

15

Жером Беррэн потрясал кулаками так, что стул под ним ходил ходуном.

— Боже правый! Грязная собака! — Он внезапно остановился и требовательно спросил: — Так это не Блан? Не Вукчич? Не мой старинный друг Зелота?

— Никто из них, я полагаю, — проворчал Вульф.

— Тогда я повторяю: грязная собака! — Беррэн подался вперед и постучал Вульфа по колену. — Скажу вам прямо, не обязательно быть псом, чтобы прикончить Ласцио. Убить его — все равно что вынести мусор, кто угодно мог это сделать. En passant. Разумеется, убивать в спину недостойно, но в спешке иногда приходится пренебрегать приличиями. Нет, я не называю его псом только за то, что он убил Ласцио, пусть и ударом в спину. Но стрелять через окно в вас — в почетного гостя Les Quinze Maîtres! Только потому, что вы встали на сторону справедливости! Потому что у вас хватило здравого смысла понять, что я никак не мог ошибочно распознать семь из девяти соусов! И я расскажу вам… вы не поверите, чем там кормят, в этой тюрьме! — Он принялся рассказывать, и это было ужасно.

Беррэн с дочерью явился выразить Вульфу свою благодарность за усилия по вызволению его из тюрьмы.

Было уже почти четыре часа. Солнечный свет заливал комнату, ибо с тех пор, как Толман распорядился выставить под окнами по ту сторону кустов усиленную охрану, жалюзи были подняты и окна открыты.

Ленч из ресторана отеля хоть и не мог состязаться с пирожками Валленко, но вполне отвечал моим нуждам. Невзирая на трудности при жевании, Вульф тоже сумел употребить его по назначению.

О том, чтобы вздремнуть, не могло быть и речи. Толман ушел, когда мы уже доедали ленч, и сразу после выразить свое сочувствие Вульфу явились Росси, Мондор и Койн, а следом за ними потянулись и остальные. Даже Луи Серван смог забежать на несколько минут, хотя я так и не понял, как ему удалось оторваться от забот на кухне. Около трех часов позвонили из Нью-Йорка. Вульф взял трубку сам. С его стороны разговор состоял преимущественно из утвердительного мычания, и я понял только, что он говорил с инспектором Крамером. Положив трубку, он сел и потер нос с довольным видом, из чего я вывел, что все новости оказались хорошими.

Примостившись на краешке стула, Констанца Беррэн вот уже двадцать минут безуспешно пыталась вставить слово, и, когда ее отец отвлекся, чтобы разжечь трубку, ей это наконец удалось.

— Мистер Вульф… Сегодня утром… я ужасно вела себя.

Он перевел взгляд на нее.

— Еще как ужасно, мисс Беррэн. Я нередко замечал, что чем женщина, особенно молодая женщина, красивее, тем легче она позволяет себе беспричинные истерики. Вы хотя бы признаете это за собой. Скажите, когда вы чувствуете, что на вас находит, неужели вы совсем не можете сдержаться? Ни разу не пытались?

— Это не истерики, — рассмеялась она. — У меня не бывает истерик. Я разозлилась и испугалась, потому что мой отец попал в тюрьму за убийство, я знала, что он невиновен, а они говорили, что у них есть доказательства его вины. А потом мне сказали, что это вы нашли это доказательство. Разве я могла сохранять ясность мышления при таких условиях? Да еще и в чужой стране, куда я приехала впервые. Америка — ужасная страна.

— Многие с вами не согласятся.