— В целом, всё понятно, аки в Ясный Пень! — подтвердил стоявший рядом Окольцованный
поменьше ростом, но столь же импозантной наружности. Нужно непременно заметить, дорогие
читатели, что я специально пользуюсь для определения словом «импозантный», ибо уверен, что
абсолютное большинство вас, как и я сам, с трудом понимает до яснопенькового конца смысл
этого термина явно нерусского происхождения, а потому представляет себе кто что горазд, делая
19
1
при этом умный и напрочь ржачный вид. Тем лучше, ибо определяемость наших Окольцованных
персонажей и вовсе запутывается, а это неплохо само по себе. Ибо, если б вы кристально
чистенько вообразили себе внешний вид Окольцованного королевича, то тут же стали бы узнавать
их на улицах своего города и приставать с совершенно неуютноваримыми просьбами и
прошениями, а им это, прошу отметить в судовом журнале, ну вааще ни к селу ни к веникам.
— Слушай, — Терюська вскочила с пола на стол и обтёрла компьютер своим тонким
валенковым хвостом, — а кстати, люди вообще много чего говорят непонятного им до конца, но
почему-то все делают вид, что всё понятно.
— А они так поступают, чтоб интереснее было, — ответил я.
— Но так же всё запутывается! — возразила Терюська.
— Конечно! — кивнул я. — И уже настолько запуталось, что люди и сами потерялись в этом
всём и потеряли всё, что могли. Но ведь именно в запутках и весь интерес.
— Ой, — икнула Терюська, — но ведь так можно всё настолько исказить, что потом и вовсе
не разберёшь, где свои, а где чужие!
— Ну, в общем, ты права, — пришлось согласиться мне.
— А ещё ты мне как-то говорил, что слово выражает материальную мысль, — важно
подбоченилась Соня, которая неслышно подошла поучаствовать в беседе.
— Это ты к чему клонишь? — Я также подбоченился, накренился, заплёлся ногами вокруг
ножек стула и закусил дужку очков.
— А к тому, — нахлобучила Соня брови домиком вниз, как это только что делал
вышеописанный мной Окольцованный мужчина ускользающей от приметности наружности, —
что реальность сама по себе искажается донельзя и нафиг, если язык, используемый людьми,
непонимаем ими до конца, не имеет чётко сформированной образности, конкретной для всех
носителей данного языка, и каждый представляет себе всё весьма смутно и по-своему, когда
слышит какое-нибудь словечко или выражение. А если это словечко или выражение ещё и
заморско-инакостранное, то и вовсе вместо образа живого, заключённого в фонетическую
оболочку, мы все услышим просто фантик из набора букв. И о построении какой-либо
согласованной и упорядоченной реальности тогда и речи нет!
Соня запыхалась и разбоченилась обратно.
— Да… уж! — только и пришлось согласиться мне.
Почесав обгрызанной дужкой очков подбородок, я выдвинул контраргумент:
— Соня, ты усеки до кромки, ведь мне по данному описанию совсем и не надобно, чтобы всё