Слепой. Один в темноте

Это слово было «педофилия». Утонувший в Красном море Валиев в ней подозревался и вышел сухим из воды только благодаря стараниям адвоката Фарино, а угодивший под электричку Зайцев, до которого Фарино и Вронскому явно не было дела, отсидел пять лет по тому же обвинению. Два из трех – недурно для начала, разве нет? Это могло оказаться простым совпадением, но тут явно было о чем подумать.

Глава 7

Марк Анатольевич Фарино, как созданный воображением обкурившегося коноплей художника-абстракциониста нелепый маятник, раскачивался над сверкающей гирляндами электрических огней пропастью. С этой высоты ночная Москва являла собой воистину захватывающее, незабываемое зрелище, которым Марк Анатольевич, увы, не мог насладиться в силу крайне неблагоприятных для него обстоятельств.

У него болела разбитая щека, болели голени; босые ступни заледенели на холодном ветру, который зло рвал одежду, добираясь до тела и прохватывая до костей с такой легкостью, словно Марк Анатольевич и вовсе не был одет. Жесткий, будто деревянный, монтажный пояс все сильнее врезался в тело под мышками; Фарино попытался, цепляясь руками за веревку, подтянуться повыше, чтобы хоть немного ослабить давление, но из этого ничего не вышло: прожив полвека, он так и научился как следует владеть своим телом. Гимнастика, не говоря уже об акробатике, всегда была за пределами его понимания. Кучерявый и толстый еврейский увалень, он был ни на что не годен в кулачной драке, зато с детства умел буквально парой метких, не в бровь, а в глаз замечаний стереть в порошок, смешать с грязью и выставить на осмеяние любого оппонента. В отрочестве эта способность неизменно приносила обильный урожай всевозможных неприятностей, зато потом именно она дала Марку Анатольевичу все, что он имел сейчас. В том числе, наверное, и вот эту веревку, и кажущуюся бездонной пропасть под ногами, в которую его, похоже, намеревались сбросить…

Не умея хотя бы раз подтянуться на перекладине или просто дать кому-нибудь в морду, своим серым веществом Марк Фарино всегда владел в совершенстве и управлял им с такой же легкостью, с какой цирковой акробат делает стойку на руках. Сейчас его тренированный мозг работал со скоростью оборонного суперкомпьютера, просчитывающего варианты нанесения превентивного ядерного удара, но выдаваемые им результаты пока были не совсем внятными и абсолютно неутешительными.

Ясно было, что он влип в неприятности, и еще яснее было, что неприятности эти ему организовал кто-то, прекрасно осведомленный об его предосудительной слабости к не достигшим половой зрелости подросткам мужского пола. Самый простой и предпочтительный во всех смыслах вариант сводился к тому, что сутенер Гена, прибыв по вызову и убедившись, что имеет дело с действительно богатым, да вдобавок еще и одиноким человеком, поддался искушению и взял его в заложники с целью получения денежного выкупа. В этом случае проблема решалась в два счета: сначала этот подонок получает свои деньги, а потом Вронский спускает с цепи службу безопасности, и от предприимчивого ублюдка остается мокрое место. Вот только…

Взгляд Марка Анатольевича скользнул вверх, к цеплявшимся за скользкую нейлоновую веревку ладоням. Перстни, которыми были унизаны его пальцы, по меркам уличного торговца живым товаром стоили целого состояния, да и в доме адвоката Фарино было чем поживиться. Да, вот именно, в доме! Какого дьявола похитителю понадобилось надрываться, втаскивая его сюда, когда в его распоряжении находился просторный, уютный, снабженный отличной звукоизоляцией дом? Там, за запертыми наглухо железными воротами, он мог пытать Марка Анатольевича хоть целую неделю, и никто, включая самого Вронского, не осмелился бы ему помешать: неприкосновенность своей частной жизни адвокат Фарино блюл свято, и об этом знала каждая собака.

Для банального киднепинга все это было чересчур сложно, трудоемко и громоздко. Хотя следовало признать, что психологический эффект получился просто ошеломляющий: даже теперь, немного придя в себя и убедившись, что веревка держит надежно, Марк Анатольевич побаивался разрыва сердца.

– Что происходит? – спросил он. В такой ситуации разговаривать следовало спокойно, негромко, умиротворяюще, но из-за того, что приходилось перекрикивать свист ветра, вопрос прозвучал как сердитый окрик. – Что вам угодно, молодой человек? Денег?

– Ты до сих пор меня не узнал, – констатировал похититель, подойдя ближе и остановившись на самом краю обрывающейся в пустоту бетонной площадки.

– А должен?

Уже задавая вопрос, Марк Анатольевич знал ответ: да, должен, иначе весь этот цирк не имеет смысла. Он вспомнил короткий диалог, предшествовавший описываемой сцене: «Вот так встреча!» – «Мы знакомы?» – «А то!..» И сразу же – слепящий удар в лицо, после которого он очнулся здесь, болтаясь в воздухе, как свиная туша на транспортере мясокомбината…

– Не просто должен, – подтверждая его догадку, сказал мнимый сутенер. – Обязан. Хотя, конечно, я сильно изменился с тех пор, как мы виделись последний раз… дядя Марк.