Он выпил залпом и стал закусывать, хрустя огурцом, вгрызаясь в смачный бутерброд и ловко отслаивая толстыми пальцами чешуйки крепкого, сахарного лука. На кухне, оконце которой выходило в запущенный фруктовый сад, было прохладно и немного сумрачно. Все здесь так и сияло чистотой, хотя опытный глаз старшины повсюду подмечал первые признаки начинающейся без мужского присмотра разрухи – вот треснула печь, перекосило подгнившую оконную раму, заметно просел посередке потолок, а значит, крыша в этом месте наверняка прохудилась и течет уже не первый год. Не иначе балка сгнила; еще год, от силы два, и все это добро хозяйке прямо на голову рухнет. А Черняку, видать, и горя нет, он по другой специальности мастер – и пилит, и долбит, да только не там, где надо бы. Там, конечно, тоже надо, без этого никуда, да и бабе, видать, приятно. А только мужская работа – она ведь не только в койке. Но, с другой стороны, ему-то что за дело? Наоборот, молодец Черняк, хорошо устроился – одни права и никаких, понимаешь ли, обязанностей…
Зубко перестал хрустеть и чавкать и прислушался. В доме уже некоторое время царила тишина. Старшина одобрительно кивнул: если они вообще собирались выполнять задание, сейчас было самое время кончать этот затянувшийся перекур. Дело это, конечно, хорошее, но меру тоже знать надо…
В спальне опять ритмично заскрипели пружины.
– Тю, – разочарованно сказал Зубко и налил себе еще водки.
Он выпил, доел бутерброд, закурил и, соскучившись сидеть в темной кухне, вышел на крылечко, увитое густым, уже начавшим дичать виноградом.
Беленая мазанка веселой вдовы стояла немного на отшибе. Справа сквозь густое переплетение яблоневых ветвей белел силикатным кирпичом высоченный, в два человеческих роста, забор, возведенный каким-то олигархом местного разлива на границе своих владений. Над забором виднелась такая же грязно-белая, глухая, без единого окошка стена дома, крытого сверкающей оцинкованной жестью. Возле трубы торчала тарелка спутниковой антенны. Из-за забора не доносилось ни звука.
Слева, за гнилым щербатым штакетником, в человеческий рост стоял черный прошлогодний бурьян, милосердно скрывавший груду горелых бревен и кирпичей, – все, что осталось от соседнего дома. Из бурьяна тут и там торчали корявые, умирающие от старости яблони; наполовину развалившаяся русская печь грозила вечернему небу закопченным пальцем держащейся на честном слове трубы. Марина, вдова, перед тем как уйти с Черняком в спальню, рассказала, что сосед пять лет назад уехал в Россию на заработки – вместе с ее мужем, между прочим. Дело было вполне обыкновенное, вот только сгинули оба в первой же поездке – как уехали, так ни разу знать о себе не дали, будто в воду канули. А чему тут удивляться? Это ж каким надо быть дурнем, чтоб с москалями связаться!..
Вдова соседа с детишками помыкалась маленько, а потом плюнула на все и укатила к матери в Полтаву. Ну, а дом, известное дело, по зиме сгорел. Бомжи, которые в нем ночевали, успели удрать, а дом сгорел до самого фундамента раньше, чем пожарные приехали…
Напротив, через дорогу, расстилался обширный, заваленный мусором пустырь, на котором когда-то собирались построить несколько многоэтажных жилых домов, а потом почему-то передумали. Оплывшие, заросшие крапивой и бурьяном котлованы с торчащими из них крошащимися бетонными сваями и недостроенными стенами теперь служили пристанищем для все тех же бомжей и прочей сволочи. Вечерами здесь, бывало, насиловали и грабили, а случалось, что и убивали – за пару золотых сережек, за тощий кошелек, а то и просто так, по пьяной лавочке.
Зубко смачно сплюнул в куст бузины. Да, жизнь… И кто ее, такую, выдумал?
«Девяносто девятая» с бортовым номером сто шестьдесят два и державным трезубцем на дверце стояла под сенью виноградных лоз, почти незаметная с улицы. От нечего делать Зубко решил включить рацию и проверить, не ищут ли их уже по всему эфиру. Скрипя шаткими ступеньками, он спустился с крыльца и пошел к машине, по пути прикидывая, как бы это поделикатнее намекнуть Черняку, что пора ехать. Ох, пора! Давно пора. А если честно, так и заезжать сюда, пожалуй, не стоило…
Открыв дверцу, он боком втиснулся за руль и включил рацию. Все было спокойно. На всякий случай, чтобы подстраховаться, старшина вызвал дежурного.
– Где вы? – поинтересовался тот.
– Та где-где, – недовольно ответил старшина, – на трассе загораем! Заглохла, лярва, чтоб ей пусто было. Пробка воздушная в бензопроводе чи шо…
– Знаю я ваши пробки, – посуровел дежурный. – Попробуйте только груз не встретить, Василенко вас быстро мехом наружу вывернет!
– Та який там мех, – с неподражаемой интонацией, свойственной только уроженцам солнечной Украины, протянул Зубко. – Зараз поедем, уже почти все. Зараз продуем, починим и поедем. И встретим тех москалюг в лучшем виде! Андрей говорит, что уже нашел, где тут собака порылась, ага…
– Не копайтесь там, умники, – сказал дежурный. – Мало вам неприятностей?
– Та ни, – честно ответил Зубко, – этого добра сколько хочешь, можем с тобою поделиться. Ну, так мы поехали или еще побалакаем?