Слепой. Обратной дороги нет

Примерно в сотне километров от Одессы автобус замедлил ход, свернул к обочине и, вздыхая пневматическими тормозами, остановился. В воздух поднялось густое облако пыли, ветер подхватил его и понес в поле, где уже довольно высоко поднялись, кивая еще не пожелтевшими головами, ядреные украинские подсолнухи. Здесь, на самом краю кювета, стоял, накренившись в сторону поля, древний, как память о Варшавском договоре, грязно-голубой грузовой микроавтобус «жук» польского производства. Мятые борта были бугристыми от шелушащейся краски, тут и там предательскими рыжими пятнами проступала ржавчина – свидетельство сквозной коррозии; края колесных арок свисали ржавыми лохмотьями, лысые покрышки от старости стали светло-серыми с рыжеватым оттенком и бессильно просели под тяжестью грозящего вот-вот развалиться, дышащего на ладан кузова.

Пассажирская дверь туристского автобуса с шипением откатилась в сторону. Один из сопровождающих выпрыгнул на обочину и, разминая затекшие от долгого сидения ноги, подошел к «жуку». Двустворчатая задняя дверь микроавтобуса оказалась заперта на обыкновенный амбарный замок, дужка которого была продета в самодельные проушины, кое-как приваренные к раме двери. Человек в спортивном костюме вынул из кармана ключ, отпер замок и распахнул дверь.

Внутри, в душной, пахнущей ржавым железом и бензином темноте, на грязном резиновом полу стояли объемистые спортивные сумки. Их было пять. Человек на всякий случай ткнул ближнюю пальцем в черный матерчатый бок и, убедившись, что за время его отсутствия она не сделалась мягче, призывно махнул рукой в сторону автобуса.

Оттуда вышел водитель и, не гладя по сторонам, поднял один из грузовых люков. Вслед за ним на обочину выпрыгнул тренер албанцев и несколько его питомцев. Выстроившись цепочкой между автобусом и «жуком», они принялись передавать друг другу сумки. Несмотря на крепкое телосложение, они поднимали черные баулы с заметным усилием. Их тренер, покуривая, стоял возле открытого грузового отсека. Когда первая сумка с глухим лязгом опустилась на землю у его ног, он наклонился, раздернул молнию и заглянул внутрь. Некоторое время он разглядывал лежащие в сумке металлические предметы, отливавшие в дневном свете синеватым блеском вороненой стали, а затем молча кивнул и застегнул сумку. Черноволосый крепыш лет двадцати пяти, стоявший рядом, с усилием оторвал сумку от земли и затолкал в грузовой отсек.

Точно такой же процедуре подверглись и остальные четыре баула. Водитель, почти целиком забравшись в грузовой отсек, немного повозился там, что-то поправляя и переставляя на свой лад, как это всегда делают водители туристских автобусов, привычно считающие своих пассажиров просто стадом глупых баранов. Выбравшись оттуда, он с лязгом захлопнул плохо прилегающую крышку и запер ее на ключ.

Второй сопровождающий вернулся к автобусу и о чем-то коротко переговорил с тренером. Тот кивнул; оба отошли в сторону, к пышущей жаром корме автобуса. Тренер расстегнул висевшую у него на боку сумку и вынул оттуда какой-то предмет прямоугольных очертаний, завернутый в синий полиэтилен. Сопровождающий в спортивном костюме заглянул в пакет, покопался там, что-то перебирая, а затем, вынув из пакета какую-то бумажку, принялся придирчиво рассматривать ее на свет. Даже издали было видно, что бумажка имеет все характерные признаки денежных знаков, имеющих свободное хождение на территории США.

Удовлетворенный результатами осмотра, сопровождающий бросил купюру обратно в пакет, кивнул тренеру албанцев, сунул пакет под мышку и, не прощаясь, поспешил к «жуку». По дороге он кивнул своему товарищу, который со скучающим видом курил возле багажного отсека, и тот молча вернулся в кабину автобуса. «Жук» завелся с адским шумом, развернулся в сторону Киева и, дребезжа плохо закрепленным железом, укатил.

Туристский автобус тоже тронулся и продолжил путь в сторону моря, неся на борту двадцать пять албанцев и пять объемистых сумок со стрелковым оружием и боеприпасами.

* * *

– Тебе чего, хлопче? – не слишком приветливо поинтересовался Степан Денисович, глядя на мальчишку поверх калитки.

Этого байстрюка Тарасюк недолюбливал, как и всю его шибко умную семейку. Раньше отношения с его папашей были вполне добрососедские. Но как-то раз, когда Степан Денисович еще не работал в портовой охране, а перебивался чем бог пошлет, старший брательник вот этого самого сопляка, в ту пору бывший точно таким же сопляком, явился к нему домой и вежливо, не забыв даже извиниться, попросил, как он выразился, шматок сала. Сало ему – то есть не ему самому, а его папаше, – что характерно, требовалось в долг, буквально на пару часов. Это показалось Степану Денисовичу странным, но потом он сообразил: гости, наверное, пришли, а в доме шаром покати. Гостей принять – дело святое, а долг вернуть никогда не поздно. Рассчитывают, поди, деньжат перехватить, купить кусок сала и вернуть взамен съеденного…