Следователь по особо важным делам

- Звал, Еремеев, звал. - Мурзин поморщился. - Причесался бы для порядку. Стыдно...

- Ладно уж, мои вороные-пристяжные не обидются...

- Перед людьми стыдно. Вот что, если опять из Песковского пруда будешь воду возить, поставлю навоз чистить!

- Так эвон какого кругаля давать...

- Надо будет, так и за двадцать верст ездить будешь!

Это тебе не свиньи, а люди! Верно я говорю?

Мужчина провел рукой по взлохмаченной голове и медленно вышел из кабинета.

- Вот так работаем, - покачал головой директор совхоза. - Пока сам носом не ткнешь, не слушаются... Ну, какие еще у вас вопросы? Давайте уж всё выяснять.

Я улыбнулся:

- Ну, сразу так, наверное, не получится.

- Ясное дело.

- Залесская упоминала в предсмертном письме о своей связи с кем-то. Может быть, это был кто-то из работников совхоза. У вас нет никаких предположений?

Мурзин посуровел:

- Хотел я и об этом. Прокурору не писал. Не по назначению, если так можно выразиться. Но вам сказать считаю нужным... Не везет нам с главными агрономами. Один не поладил с районным начальством. Уехал. Другой, Пащенко, покрутился немного, посчитал, условия для него не те. Перспективы, мол, нет. И был таков. О нем я не жалею, рад, что избавился. Ни богу свечка, ни черту кочерга. Наконец, приехал Ильин. Николай Гордеевич. Не жалуюсь, работник хороший. Боюсь, и его выживут. Плюнет на все, уедет, тогда что?

- Почему?

- Болтают, что Залесская имела в виду именно его.

- Предположим, вдруг действительно он?

Мурзин ответил резко и категорически:

- Не верю!

- Тогда что ему бояться?

- Сплетни могут кого угодно довести. Верно я говорю?

Зачем человеку ронять авторитет?

- Возможно. Я Ильина не знаю... А он давно у вас работает?

- Сейчас скажу. С марта. С ним посевную провели. Не знаю, что там другие, а я ему верю.

- Если не Ильин, как вы говорите, то значит - другой. У вас подозрений нет?

- Не-не-не. Тут помимо наших приезжие бывают, не уследишь. Летом студенты помогали строить. Из Томска.

Коровник поставили. Не видели? Покажу. Чудо будет. Студенты - народ молодой, горячий. Еще - механизаторы из других мест. Рабочих рук не хватает...

- Значит, местных, своих вы исключаете?

- Об этом я не говорю. Но если бы наш, пошли бы разговоры. Все знают друг друга...

- Вы же не доверяете сплетням...

Емельян Захарович усмехнулся:

- И то верно. Действительно. На чужой роток не накинешь платок. Короче, не знаю. Напраслину возводить не буду.

В конце нашей беседы Емельян Захарович поинтересовался:

- Вы где думаете свою резиденцию организовать? Понадобится небось помещение, чтоб с людьми говорить?

- Скорее всего, в комнате милиции... - неопределенно сказал я.

- Зачем вам там тесниться? Могу предложить рядом, через две двери, кабинет главного зоотехника. Пустует.

- Так сказать, зоотехник устроился поближе к производству...

- Кадры - больной вопрос. - Он вдруг улыбнулся: - Как следователь, помогите подыскать специалиста.

- Кого я обычно ищу, вам не подойдет...

- Да, работа у вас не из веселых...

Мурзин стал поглядывать на часы.

- За один раз нельзя объять необъятное, - поднялся я. - Надеюсь, у нас еще будет время встретиться.

- У вас-то да. У меня оно на вес золота. Для меня самые подходящие часы или утром, часиков в пять, или вечером, где-то около двенадцати.

- Ночью?

- Мне ночью удобнее. Сами видели, все время отрывают. А нужна тихая, спокойная обстановка. Верно я говорю?

- Ладно, значит, еще встретимся, - сказал я. - Кстати, оформим нашу беседу.

- Как вам нужно. Я от своих слов не отказываюсь...

Только, ради Христа, не сейчас. Спешу.

Емельян Захарович распорядился, чтобы мне открыли кабинет главного зоотехника. Секретарша директора вытерла пыль. Принесла горшок с цветами.

- Вечером, после работы, придет уборщица и вымоет все основательно.

На небольшом письменном столе под стеклом - прошлогодний календарь. Со стены улыбается румяная девушка в белом халате и косынке. Из-под ее полной руки сердито смотрит бурая корова. "Соблюдай чистоту на рабочем месте!" призывает плакат.

Но рассиживаться я не намеревался. Такое уж у меня правило: поначалу исходить все своими ногами, пощупать своими руками, увидеть своими глазами.

И, прихватив в качестве понятого Савелия Фомича, который с охотой взялся за это, отправился осмотреть место происшествия,

С закрытыми ставнями, с потеками по углам, дом производил впечатление заброшенности и беспризорности.

- Пустует? - спросил я у Савелия Фомича.

- Не идут. Суеверный народ, - покачал он головой.

- Богато живете...

- И домишко жидковат. Сборнощелевой... Так прозвали их. Щитовой, значит. Поставили с десяток, когда совхоз создавали. Конечно, сразу с жильем туго было. Тут уж не глядели. Теперь обстраиваемся солидно.

- Нам -бы еще одного понятого. Такой порядок.

Я огляделся. Улица была пуста. Только по разбитой дороге ехал грузовик. Я уже хотел остановить, чтобы попросить шофера быть понятым. Но вспомнил: уборка. И опустил руку. Савелий Фомич заметил мой жест. И сказал:

- Пенсионерка напротив проживает. Наверняка дома...