Но иногда приходил он. Мужчина, который не боялся заходить в её запустелую обитель. Красивый, сильный и… опасный. Она любила наблюдать за ним, за тем, как сосредоточенно и умело он работал. Но когда мужчина отрывался от своего занятия и бросал взгляд в её сторону, Ровена испытывала страх и убегала. Так смотрел на неё Рональд. Тяжело, пытливо, требовательно. Ощущал ли он её присутствие? Возможно. Могла ли она заглянуть в его душу, распознать помыслы? Нет. Но Ровена отчётливо видела рядом с ним черноту, чувствовала сильную злобу, вновь ощущала охватившее поместье безумие и смерть. Смерть она научилась распознавать безошибочно. Нежданную, насильственную и скорую. Она витала в воздухе, душила едким смердящим запахом и сотрясала её бледное тело жутким ознобом.
А потом появилась она. Незнакомка. Чужачка. Другая. Любопытная, раз пришла в царство Ровены. Смелая, раз не испугалась остаться в поместье. Глупая, раз отдалась этому мужчине. За последние десятилетия это была первая женщина, которую довелось увидеть леди Гленерван. Но именно её Ровена могла читать, как открытую книгу: помыслы незнакомки были доступны взору, а сны поддавались влиянию.
Закатные лучи осеннего солнца отражались причудливыми бликами на серебряном подносе. Карточки для визитов всё также лежали на столе, а ароматный чай заметно остыл в фарфоровой чашечке. Габриэлла недоумённо окинула взглядом гостиную и опустила глаза на свои руки, спокойно лежавшие на жемчужно-белом шёлке необычного наряда. Длинные ухоженные пальцы унизаны кольцами. Гладкая ткань платья приятно льнула к телу, а золотистый локон кокетливо лежал на груди.
Голова казалась непривычно тяжёлой. Волосы! Длинные, густые, собранные на затылке. Габриэлла тряхнула кудрями, чтобы избавиться от давящего ощущения шпилек, и подняла руки, ощупывая причёску. Волосы были гладкими, мягкими и… мокрыми? Её кисти были в крови. Алой, тёплой и пугающе-настоящей. Габриэлла недоумённо уставилась на такие незнакомые, но по какой-то неведомой причине принадлежащие ей руки, пока не почувствовала, как по шее потёк густой ручеёк, а в нос буквально ударил металлический запах крови. Она испуганно посмотрела на светлый лиф платья, быстро окрашивающийся в красный цвет и испуганно закричала.
Габриэлла проснулась от чьего-то истошного крика, не сразу сообразив, что кричала она сама. Находясь ещё то ли во власти сна, то ли в полной прострации, она растерянно осмотрелась. Что сейчас: день, вечер, ночь? Она не знала. В комнате было сумрачно, а она в брюках и блузке. Неужели задремала? После отъезда Захарии Габриэлла долго думала обо всём произошедшем, рассматривала письмо, а потом прилегла на кровать и на секунду дала глазам отдохнуть. Она устало провела руками по лицу и, поднявшись с постели, шатаясь направилась в ванную комнату.
Большое круглое зеркало не отражало ничего хорошего. Испуганные глаза огромными серыми блюдцами смотрели на своё отражение. В лице ни кровинки, дыхание тяжелое, частое. Габриэлла опёрлась руками о раковину и напряжённо пыталась воскресить в памяти свой сон. Страх, боль, обречённость, но впервые никаких деталей, разве что кровь на руках. Где-то в коридоре хлопнула дверь, и Габриэлла подскочила на месте от неожиданности. Сердце стучало, как сумасшедшее, вдохи были сбивчивыми и прерывистыми, а всё тело сковал ледяной озноб. Что с ней происходит? Габриэлла снова повернулась к зеркалу и посмотрела на себя. Кто эта женщина? Испуганная, дрожащая, неуверенная. Когда она успела стать бледной тенью самой себя, пугающейся каждого шороха? Когда она вместо того, чтобы поговорить, строила безумные теории заговора?
Габриэлла, умывшись, провела расческой по волосам и, удовлетворённо кивнув своему отражению, найдя его вполне сносным, отправилась к Захарии. Уехал он ещё утром, а её наручные часы показывали полпятого вечера, скорее всего, он уже вернулся.
— Зак, — коротко постучав, позвала Габриэлла и надавила на ручку двери. В комнате царил полумрак. Только тусклый свет от высокого металлического торшера спасал комнату от плотной темноты, образовавшейся благодаря наглухо задёрнутым шторам. Шум льющейся воды едва уловимым эхом отражался от бледно-серых стен, извещая о том, что хозяин спальни уже вернулся.