А потом она вспомнила Лауру. Погибшую в дорожной аварии. Ещё один несчастный случай с женщиной, которая была близка к нему. В непринуждённой беседе с Элизабет та упоминала меценатскую деятельность Захарии. Он был очень щедрым филантропом, очень. А богатые люди обычно так легко не расстаются с большими деньгами. Прислушиваясь тогда к той светской беседе, Габриэлла даже усомнилась в законности всего этого благотворительного дела. Всё это сильно уж смахивало на уклонение от налогов и обман государства. Но тогда копать в этом направлении у неё не было ни возможности, ни желания. А сейчас? А сейчас случайности кажутся не такими случайными. А смерть Лауры уж слишком своевременной и, возможно, выгодной… для кого-то. Как и смерть Самюэля Митчелла.
Все эти неутешительные выводы никак не вязались с образом Захарии Денвере. Габриэлла не могла представить его замешанным в такого рода преступлениях. Или не хотела. Может быть, поэтому она даже размышлять не стала над историей об избиении, а просто отказалась в неё верить. А может быть, это было ошибкой?.. И сцена с Эммой — явное тому доказательство. Он, конечно, не ударил её, но был в полушаге от этого, да и отшвырнул так, будто она тряпичная кукла, а не живой человек.
А может, это всё проклятые камни? Две части бриллианта, принадлежавшего Великому магистру Жаку де Моле, а после него многим другим. И никому из них они не принесли ничего хорошего. А теперь ими владеет Захария. Пока двумя, но страстно желает заполучить и третью часть. Он хотел, чтобы Ибелин засиял, как прежде, обрёл свой первозданный облик и стал поистине прекраснейшим венцом его коллекции. Кровавые камни, как сказал Самюэль. С дурной славой и невероятно сильной энергетикой. Люди жаждали обладать ими и не гнушались никаких способов, а потом расплачивались за эту тягу: деньгами, свободой и головой. Все три части Ибелина стали сосредоточением человеческих несчастий, концентрацией боли и пугающих случайностей. И всё же были необыкновенно притягательны. Габриэлла на себе прочувствовала магию этих камней, ими хотелось любоваться, касаться и владеть.
Но был ещё и сам Эйджвотер-Холл, поместье, обросшее легендами и слухами. А сны, которые снились здесь Габриэлле, были живыми, мрачными и зловещими. Она не верила в призраков, в потусторонние силы и тому подобные мистические явления. Но картинки, которые ей подбрасывало подсознание, были такими реальными, что она уже не сомневалась: смерть Ровены Гленерван не была роковой случайностью. Вопиющая несправедливость, убийство из слепой ревности, ужасное стечение обстоятельств. В этом доме она не обрела ничего, кроме страшной смерти. Может, это обида и месть за испытанное в замужестве горе, за печальную участь, трагическую судьбу. А женщины, полюбившие хозяина Эйджвотер-Холла, под давлением злого рока вынуждены повторять её историю и погибать при весьма загадочных обстоятельствах. А их смерть, как и её, остаётся неотомщённой трагической случайностью.
«М-да, всех убил призрак!» — скептический подумала Габриэлла.
Она не верила в приведения, а верила своим инстинктам, чутью и интуиции. А они подсказывали: если у всего, что происходит в этом поместье, есть преступная подоплёка, то виноват в этом не эфемерный дух, а вполне живое существо — из плоти и крови.
Ведь был ещё сам Захария. Мужчина, в котором поразительным образом сочеталась нежность и чуткость с жёсткостью и невероятным цинизмом. Страстный любовник и пылкий возлюбленный. Бескомпромиссный руководитель и безжалостный бизнесмен. Мужчина, ставший ей так близок, но которого она совершенно не знала.
«Что же ты знала, Эмма?» — спросила у пустой комнаты Габриэлла.
Глава 24
Выгоревшие стены источали едва уловимый запах застарелой плесени и ветхости. Некогда белоснежные потолки с роскошными золотыми люстрами и искусной лепниной были чёрными от осевшей на них копоти и вызывали острый прилив жалости. Она любила эти комнаты. Любила свой дом и своего мужа. Это было давно, в прошлой жизни, в другом мире. В мире живых. Тогда она могла ещё чувствовать. А сейчас только одиночество, холод и боль её извечные спутники. Ровена давно простила мужа, но забыть, как была убита, не смогла. Поэтому не смогла уйти. Поэтому вынуждена каждый день, год за годом, оставаться здесь, заточённой в холодной каменной ловушке, в темнице, созданной собственной памятью.
Ровена тонкой рукой проводила по деревянным потемневшим рамам и осторожно касалась пыльных мутных стёкол. Заходила в пустые одинокие комнаты, протягивала озябшие пальцы к давно погасшему камину и напрягала слух, пытаясь услышать голоса живых людей, тех самых, что жили в Эйджвотере, по ту сторону от её личного ада. Она не могла переступить невидимую глазу, но оттого ещё более мощную, преграду, отделявшую один мир от другого. Не могла шагнуть в свет и увидеть живых людей. Во тьме, где отныне существовала Ровена, не было никого. Одна… Целую вечность.