Элизабет же была прекрасной хозяйкой, истинная леди Эйджвотер-Холла. Она вела непринуждённую светскую беседу и одновременно зорко следила за всем происходящим в столовой. И если ей казалось, что столовый прибор недостаточно отполирован или на изломе хрустального бокала тускло играет отблеск свечей, она многозначительно поднимала тонкую светлую бровь, и Оливер тут же заменял весь набор на персону, вплоть до белоснежной накрахмаленной салфетки.
— Габриэлла, я надеюсь вам понравилась наша кухня?! Я не знаю, что вы любите, но мне захотелось угостить вас традиционными английскими блюдами.
— Мне очень понравилось, Элизабет. У вас прекрасный повар.
Действительно, нежнейший ростбиф с ярко-розовой сердцевиной просто таял во рту, а запеченный картофель с разнообразными овощами прекрасно дополнял его. Мясной пирог с пряной начинкой из птицы и перца, сыры и ветчина, домашнее сливочное масло и ароматный свежий хлеб, и, конечно же, знаменитый йоркширский пудинг с подливкой. Сначала такое обилие блюд показалось Габриэлле чрезмерным и достаточно тяжёлым для ужина, но вскоре она изменила мнение. Блюда дополняли друг друга, были достаточно сбалансированы и вкусны, хотя пудинг она не оценила и осторожно отодвинула его на край тарелки.
<— И мне понравилось! — вставил Сэнди. — А то в последнее время за этим столом можно съесть только макароны и пиццу.
— Не выдумывай, Сэнди, — засмеялась миссис Крэмвелл. — Просто Закари очень любит итальянскую кухню, — пояснила она Габриэлле.
— Хорошо, что не французскую! — Элизабет вопросительно посмотрела на неё. — Терпеть не могу луковый суп! — ответила Габриэлла. И если Элизабет на это только заулыбалась, то Сэнди откровенно расхохотался, и только Эмма сухо скользнула по ней взглядом и продолжила думать о чём-то своем.
— Элизабет, вы все называете мистера Денвера английской производной от его имени — Закари. Но в официальных источниках и документах значится имя — Захария. Оно весьма необычно и мне любопытно узнать, как оно появилось в вашей семье? — спросила Габриэлла.
— О, это все Эдвард! Он был страстно увлечён книгами, литературой, в то числе и религиозной. Захария — один из двенадцати малых пророков. Одно время мой покойный брат очень плотно занимался изучением ветхозаветных книг и, как видите, это не прошло даром. Оливер, пусть чай и яблочный пирог подадут в гостиную, — сдерживая улыбку, велела Элизабет.
Камин, выложенный натуральным камнем, наполнял гостиную оранжевыми бликами огня и мерным звуком потрескивающих поленьев. Свет от роскошной золоченной люстры, свисавшей с потолка несколькими ярусами хрустальных кристаллов, был приглушен, сквозь приоткрытую створку окна проникал холодный ночной воздух, а горячий чай дымился на низком деревянном столике. В комнате царила расслабленная и непринуждённая атмосфера. В такой обстановке хотелось забраться с ногами в кресло, завернуться в плед и, взяв в руки любимую книгу, погрузиться в чтение.
— Я обожаю Эйджвотер! — рассказывала Элизабет. — И провожу здесь большую часть года. К сожалению, мне приходится подолгу жить здесь одной. Эмма живет с мужем в Лондоне, но сейчас он с дипломатической миссией уехал на Ближний Восток, а она на время переехала сюда. Вы, как журналист, понимаете, что сейчас там слишком опасно, чтобы сопровождать мужа. — Габриэлла понимающе кивнула. — А Сэнди учится в Лондонской Школе Экономики, на втором курсе.
— А ваш племянник как часто наведывается в родовое гнездо? — Габриэлла сделала глоток чая из изящной кружечки и подумала, что лучше бы это был кофе.
— Закари приезжает поздней осенью, когда в компании относительное затишье, а уезжает обычно после рождественских праздников. С каждым годом он навещает Эйджвотер все реже и реже. — Элизабет вздохнула и после минутного колебания, заговорила вновь:
— Десять лет назад, когда разбился самолет его отца, они вместе с Ричардом, моим мужем, летели из Лондона. Эдвард сам управлял Сессной, это было еще одним его увлечением… Дети потеряли отцов, я — мужа и брата. Закари остался единственной опорой и поддержкой для всей нашей семьи. Сэнди тогда был ещё совсем мальчиком. — Элизабет заботливо провела по волосам рядом сидящего сына подрагивающей рукой и замолчала.
— Закари было всего двадцать пять, когда ему пришлось встать во главе Мартис, — продолжил беседу за расспереживавшуюся мать Сэнди. — Он очень много работает и хорошо управляет семейным бизнесом, но времени больше ни на что не остаётся и сюда он стал наведываться очень редко, а после того как Амелия…
— Сэнди! — оборвала его Элизабет.
Эмма, все это время молча смотревшая в длинное узкое окно, вдруг странно оживилась и, резко повернувшись к ним, воскликнула:
— Закари приехал! — Голос, который показался Габриэлле вначале вечера бледным и невыразительным, зазвенел колокольчиком, а большие карие глаза засветились двумя бриллиантами.