Тру перевернулся на спину, направляя ее, пока ее киска не оказалась напротив его жаждущего рта. Она, низко застонав, прижала ладони к стене, когда он любил ее ртом, глубоко просовывая в нее свой язык, пока она объезжала его рот, как будто это был его член. Он схватил ее за бедра, задевая зубами самый чувствительный комочек нервов. Она захныкала и прикрыла ладонью свой рот, прежде чем ее тело дернулось, достигнув кульминации. Он плыл на волнах удовольствия вместе с ней, любя ее до самого конца. Затем он положил ее на спину и потянулся за презервативом, который припрятал рядом с кроватью. Его сердце с силой билось о ребра, пока он разрывал упаковку зубами и раскатывал по всей своей длине. Он так долго ждал этого момента, который до самых маленьких деталей был расписан в его голове, но это — ничто, по сравнению с видом Джеммы, лежащей под ним, и ее глаз, наполненных желанием.
Она протянула руку и обхватила его яички, дразня его, в ее глазах мелькали хулиганские искорки.
Он схватил ее за руки и прижал их над ее головой, вынуждая ее согнуть ноги в коленях и раскрываться еще шире. Это было своего рода рефлексом, как и всегда во время секса. Он посмотрел вниз на Джемму, готовый сделать все, что нужно, оправдывая ее доверие. В ее глазах он смог прочитать все это. Он почувствовал, как его сердце распахнулось еще больше, срывая последние замки того, как он жил до сегодняшнего дня.
Она слишком хороша. Слишком сладкая, слишком сексуальная, слишком реальная.
Он отпустил ее руки, и она сразу потянулась к нему. В эти несколько секунд открылась правда.
— Я хочу, чтобы ты полностью обернулась вокруг меня, пока не почувствуешь, как сильно я тебя хочу. Я хочу, чтобы ты почувствовала мое желание, чтобы знала, как заставляешь меня чувствовать, когда ты рядом, потому что я хочу, Джемма, быть для тебя всем, в чем ты нуждаешься.
Он поцеловал ее, медленно погружаясь в нее, желая запомнить каждую восхитительную секунду. До сих пор ощущая во рту вкус ее желания, рождая потребность оказаться гораздо глубже. Он чувствовал ее грудь, прижатую к его, ее пальцы, надавливаемые на его поясницу. Запах ее возбуждения смешался с ее собственным уникальным сладким запахом — запахом Джеммы. Когда он был похоронен нереально глубоко, то почувствовал, как они стали одним целым, он посмотрел в ее глаза, пораженный безмолвными эмоциями.
Их губы сомкнулись, находя свой, необходимый им ритм. В течение нескольких секунд они дико сминали шепот и поцелуи, и смех, и о, мой Бог! Прямо сейчас. Она обвила ноги вокруг его талии, что позволило ему и дальше погружаться в нее. Когда они достигли ошеломляющего пика, когда посыпались звезды и Земля перевернулась, они поглотили крики наслаждения друг друга.
Скользкие от пота, они не знали, где начинался Трумэн, а где закончилась Джемма. Он потерялся: в ней, с ней и для нее. Страсть до краев наполняла ее глаза, когда она потянулась к нему, а он встретил ее на полпути в горячем и удивительном поцелуе, со всей глубиной и эмоциями, зная, что это все — только начало.
Глава 16
Джемма прислонилась к дверному косяку спальни, одетая в одну из рубашек Трумэна, подол которой почти достигал ее колен, слушая, как он пытался накормить Линкольна с бутылочки. Сейчас было четыре тридцать утра, и он был одет в пару черных боксеров и футболку. Она не могла дождаться, когда снова окажется в его руках. Они дважды занимались любовью, после чего она удовлетворенно уснула в его объятьях и проснулась от того, что начал плакать Линкольн. Трумэн встал с кровати с возмущенным стоном и сожалением об упущенном сне. Но все-таки предложил Джемме немного поспать, когда она предложила покормить Линкольна.
Он поставил бутылочку на комод, и Джемма положила себе на плечо тряпочку для отрыжки, кивком показывая ему, чтобы отдал ей ребенка. Она любила эти моменты с детьми и любила улыбку на лице Трумэна, которая появлялась, когда он укладывал ребенка ей на руки и терся носом о ее нос в эскимосском поцелуе.
— Когда я была маленькой, — прошептала она, нежно поглаживая Линкольна по спине, — я пришла домой и спросила об эскимосских поцелуях. Я только знала, что они существуют, и чувствовала, что пропустила, что-то очень веселое. Мои родители не смогли мне подарить ни одного такого поцелуя, это так тяжело? Просто потереться своими носами о мой в течение одной секунды. Вместо этого я прослушала целую лекцию о том, как это грубо — называть их «эскимосскими поцелуями», и что маленькие девочки не должны спрашивать о поцелуях.
Трумэн подошел ближе и прижался губами к затылку Линкольна. Затем наклонился и снова потерся носом о нос Джеммы.
— Начиная с сегодняшнего дня, ни один день не пройдет без «эскимосских поцелуев». Я тебе обещаю.
Как может столь незначительное значить так много?
Она нежно его поцеловала, и Линкольн, наконец, отрыгнул. Они оба улыбнулись. Она положила ребенка обратно в его кроватку, погладила его маленькую головку, а затем они вернулись обратно в свою импровизированную спальню.