Читаем Сколько живёт любовь? полностью

— Юлия Петровна, вы, наверное, думаете, что речь пойдёт о болезни вашего мужа, но это не совсем так… — Он помолчал, потом добавил. — О нём, но… Мне право не удобно. Вернее совсем не удобно… Я в щекотливом положении. Поймите правильно, меня попросили. Одна дама. Она медик. Для неё это очень личное. Вы поняли о ком речь? — он опять заглянул ей в глаза, на этот раз с надеждой, что она избавит его от дальнейших неприятных объяснений. "Ну уж дудки. Пусть говорит. Она это "личное" по секрету всему свету раструбила. Артистка". К тому же, это не первый случай. Вчера на что-то подобное пытался намекнуть Мозжухин, но наткнувшись на её красноречивый взгляд, осёкся. Она была с ним была подчёркнуто ровна и приветлива. Но… забыть того, что именно он возил "воробушка" к Косте в штаб, потому что тот был занят делами и не мог распылять своё время, так что услуга была на дому, а главное потом, после войны играл на её стороне, не могла. Два дня назад Казаков мямлил про то же, но так и не решился на разговор. И вот ещё один парламентёр. Подождав и не получив понимания, тот нехотя продолжил:- Вот эта особа очень просила разрешения им с дочерью проститься с ним.

"Сказал!" Её как будто искупали в помоях. Она оцепенела от такой наглости. Ведь не вздумай они устраивать канитель с фамилией, давить на него и трепать нервы с разными глупостями, он бы ещё пожил… и у них ещё хватает наглости, заявляться сейчас на глаза. Но случись о такой встрече попросить ему, Юлия б не чинила препятствий. Ради него она б пошла и на большее — отдала бы не задумываясь, лёгкое, почку, спинной мозг, сердце: всё, что у неё есть. Но уступить ей встречу… Ни за что. Та их встреча забрала у него годы жизни. Эта отнимет последние дни сведя его жизнь до часов или минут. Разнервничается же неимоверно. Не будет не только на то Юлиного благословления, но и сделает всё, что в её силах, чтоб помешать этому фарсу. Эта наглая особа изваляла его на сто лет в грязи. Хотя никто её на роль "матраса" не принуждал и за язык не тянул. Добровольно исполняя свою роль, имела массу привилегий по сравнению с другими. Начиная от отдельной комнаты в госпитале и кончая подарками, деньгами, вечеринками, возможностью трепаться возле него… Сладко ела и весело жила. Рисовалась и пользовалась его именем. Была в каждой бочке затычкой. Пустила на свет ради своей прихоти и корысти ребёнка. А теперь у неё "личное". Юлия б могла понять и пожалеть любовь. Эта коварная искусительница не выбирает в кого мечет стрелы. Неразделённая встречается сколько угодно и, может быть, в такую минуту была бы рада иметь рядом помощь и поддержку человека любящего его не меньше её. Но хитрость и расчёт она понять и принять не может. В её оскорбительном цирке участвовать не желает.

— Что ж вы молчите, дорогая Юлия Петровна? — напомнил о себе доктор. — Что мне ей передать?

Её впалые от бессонницы и горя, блестящие от слёз глаза гневно вспыхнули:

— Передайте, пусть всю жизнь благодарит Гитлера за то, что предоставил ей возможность побыть для моего мужа "матрасом". Я благодарна ей за это и больше в её услугах не нуждаюсь. А насчёт её дочери?… Это решение Рутковского. Если он определился, что у него одна дочь, то значит, так оно и есть. Ему виднее. Думаю, у него были веские основания для этого и не нам с вами чего-то переиначивать. Раз уж вы в курсе этого "личного", которое по секрету всему свету называется, скажу и о её дочери. То, что он под давлением её матери, дал ей фамилию, ничего не значит. Сами понимаете, в семью он её не ввёл, мне не представил, с дочерью и внуками не познакомил, нигде никому не помянул про неё. Согласитесь, это так на него не похоже. Ведь у него большое и доброе сердце… Опять же, в трусости его не упрекнёшь. Он остался человеком, не смотря на то, что его поставили в "Крестах" на колени и, как не крути, а он единственный Сталину возражал. Значит, в его ответах журналистам и чиновникам: — "У меня одна дочь" он определился и имел веские доводы и основания не менять своего решения. Подумайте: он видеть её не видел, и знать не хотел. Согласитесь — это мало похоже на любовь и признание. Но, если он изменит своё решение и меня попросит о такой встрече, я сама лично поеду к ним, и буду умолять их его посетить. Вам понятно, то, как относится к этому военному эпизоду моя семья и что я чувствую и говорю?

Она с трудом закончила, горло так пересохло, что казалось забито ватой или опилками. Теперь она смотрела на него ожидая ответа.

Перейти на страницу:

Все книги серии Шкала Любви

Проклятая война
Проклятая война

Первый день войны. Первые эшелон с беженцами. Вагоны набиты, как консервные банки. Они, наполненные женщинами, детьми и стариками, представляли тревожное зрелище. Сорванные войной, собирающиеся в считанные часы и пережившие уже невиданного размера душевную травму, они были первыми весточками беды. Поезд рвался, отсчитывая по Украине километры, на Москву. За спиной оставалась война. Вернее, она догоняла нас авиационными налётами и бомбёжками. Не обратить внимание нельзя, люди разучились улыбаться. Картина, прямо скажем, удручающая. Уже в конце первого дня усталость стала одолевать не только детей, но и взрослых. Одежда прилипала к телу. Мучила жажда. Дети плакали утомлённые жарой, теснотой, нервозностью и передаваемым от взрослых страхом. Каждый следил за своими вещами, боясь воров. Никто никому не доверял…

Людмила Анатольевна Сурская , Людмила Сурская

Исторические любовные романы / Самиздат, сетевая литература / Романы
Сколько живёт любовь?
Сколько живёт любовь?

Вот и всё, вот и кончилась война, кончилась, кончилась, кончилась… Ей казалось, что об этом пело всё: ночная тишина и даже воздух. Навоевались все и ночь и день… а теперь отдыхают. И будут отдыхать долго, как после тяжёлой и длинной дороги. Сна не было. Почти совсем. Одни обрывки воспоминаний туманят голову мешая заснуть. Сначала не понимала почему. Ведь всё плохое давно позади. Потом, когда выползла застрявшая в сердце обида и снова заставила переживать её, непростимую, поняла в чём собака зарыта. Ей никогда не найти утешение. Смерть настигает раз, отмучился и всё, а эта пытка терзает душу, сердце, тело всю жизнь. Ведь режешь себя каждый раз по-новому. Почему же та чёртова обида так цепко в ней сидит. Ведь это случилось так давно и не изменило её жизнь. Или всё же изменила?

Людмила Анатольевна Сурская , Людмила Сурская

Исторические любовные романы / Романы

Похожие книги