Сколько живёт любовь?

Ему было понятно. Потрясающей красоты и силы женщина стояла перед ним. Её душа и сердце пылали не земной любовью и терпением. Рутковскому несказанно повезло. Он не устоял и горячо приложился губами к её руке, извинившись за причинённые неприятные минуты, откланялся и торопливо ушёл. Ему было стыдно. Юлия смотрела ему вслед и думала: "Может кто-то меня и осудит, но это моё право и моя жизнь". Это было её решение. Хотя до чёртиков надоело перетаскивать из пустого в порожнее и правильнее было бы всё забыть, но, к сожалению, реальность другая. Она безжалостна. Время не стирает боль, а усиливает её. С годами понимаешь, что избавить от душевных мучений может только собственная смерть. И она в тысячный раз перекладывая на полочках давно минувшие события проверяла себя: "Правильно или нет, я поступила?!" Эта женщина не думала об Юлии и её дочери, когда почти девочкой полезла к нему в штаны. Она отлично понимала, что у него есть жена, которая хлебает полной ложкой за него волнений и тревог, ожидая известий с фронта. А раз уж согласилась добровольно на роль "матраса", то надо было честно придерживаться этой роли до конца, а не сочинять кино про фронтовую любовь. Тем более, она накололась сразу на его предупреждение:- "Семью не брошу никогда!" Не разумнее было ничего не начинать, если только это, конечно, не её работа… Тогда это ещё гаже. Костя молчит, но именно эта догадка объясняет его отношение к этим двум женщинам. После "крестов", он сторонится всех работников того серьёзного аппарата. Так, что, как говорится, знала на что шла. О какой любви можно, говорить и за что мстить, если всё было чётко оговорено. Услуги на военное время. У неё был час одёрнуть себя, но она не сделала этого, тогда её всё устраивало. Быть "матрасом" Рутковского было почётно и престижно. На войне по-разному можно было воевать и в армии служить. Хотя фронт сам по себе мероприятие ужасное, грязное и тяжёлое. И не выполняй она обязанности его "матраса", её служба была бы иной. Опять же если б женщина любила его, она б постаралась во имя будущего любимого человека не афишировать эту связь, ведь это Рутковский. А она действовала по принципу, хватай, что в руки плывёт и красуйся на всю округу. Юлия не собирается обелять мужа. Он виноват. Взрослый дядька, должен был думать, с кем связывается. Но мужчины так устроены. У них нет тормозов. Верх, как правило, берут желания. Мужики всех "любят", дай им только волю, так и потопают "любя" от одной к другой без остановки, умывая руки и открещиваясь от последствий, играя в рыцарей и корча из себя джентльменов. Но Костя очень обязательный человек и раз он посчитал нужным не поддерживать отношения, значит, у него были свои очень веские причины. Не исключено, что именно то, о чём она предполагала… Опять же, даже, если считать это банальной военной картинкой отношений. Война кончилась, голова перестала крутиться на стратегию боёв и заработала на ситуацию. Разум включился. Рассмотрел во что въехал, сделал выбор. Вот и вся песня. Нет, любовью и тогда не пахло, а все последующие её делишки просто некрасивы. Юлия имеет полное право поступить так, как поступила и не стоит себя казнить. Когда позже, до Юлии дошли слухи о том, что она якобы не вняв его просьбам, не позвала ему "воробушка" и её фронтовую дочь приложиться к изголовью умирающего. Она немного расстроилась, но потом, поняв откуда дует ветер, улыбнулась:- "Ну во-первых, если такой вопрос возник, он решался бы между нами двумя, без свидетелей. Поэтому слышать то никто не мог. Сочиняющий эти небылицы преследует свою цель. А вот кто передаёт их мог бы подумать о достоверности". Вскоре ей подтвердили, догадку. Это, конечно же, была ОНА со слезами на глазах, рассказывающая в том скорбном строю, среди, идущих за гробом ветеранов. Но то всё будет позже, а в тот день, вытерев слёзы, Юлия шла к мужу. У палаты стояли гости- высокого ранга начальник с женой. Та находясь к Юлии спиной говорила мужу:- "Бог наказал тем, чем грешил". Юлия прикусила губу, чтоб не закричать: "Грех тот касается меня и он несоизмеримо мал с наказанием". Нет, не закричала. Гость, завидев её, дёрнул жену за руку, та замолчала. А Юлия поздоровавшись, с вымученной улыбкой вошла в палату, он уже искал её глазами.

— Костя, я здесь, — метнулась она к нему.

Он успокоился, жена по-прежнему была рядом.

— Я соскучился, не уходи, — с трудом приподнял он голову. — Как жаль, что мне не хватило времени заслужить твоего прощения… С каждым годом моя глупость только прибавляла вам хлопот и неприятностей. Я виноват, так виноват перед тобой, Адой, внуками, будущим… Руководствовался не разумом и чувствами, а эгоизмом. Как не прискорбно, а он оказался сильнее первых двух. Я не прощу себе ничего, но мне нужно твоё прощение.

— Костя, да пропади она пропадом, чтоб такие минуты ещё тратить на неё. Поверь, если б можно было поделить те годы, что мне отписаны небесной канцелярией, я б разделила их с тобой.