В семиотическом плане в основе стратегий смысло- и знакообразования в дискурсе литературоведения лежит операция метафоризации, при этом сами метафоры берутся, как это всегда происходит в науке, из живого языка повседневности.
На этом вопросе остановимся отдельно. Повседневный дискурс как таковой никогда не ограничивается только полем своего прямого функционирования, он проникает далее, в специализированные дискурсы, в том числе в образование и науку. И дело не в том только, что преподаватель на занятии допускает в своей речи разговорные выражения и применяет разговорные тактики ведения беседы. Это внешнее. Дело в другом: повседневный дискурс в своей топике, в своей метонимике и метафорике, в своей, наконец, логике обыденного действия проникает в самый язык науки и – осознанно или нет со стороны самих ученых – размывает этот язык, старающийся быть строгим и однозначным. Мы подробно рассматривали эти процессы в аспекте метафоризации научного языка в предыдущей главе.
Проблема отношения повседневного дискурса и языка науки имеет и другую сторону. Дискурс повседневности с его нестрогой избыточной семантикой и образностью, сопряженной с концептуальными аспектами естественного языка, обогащает язык науки, расширяет его познавательные и коммуникативные возможности, и этот процесс как нельзя естественнее происходит в рамках литературоведения – науки нестрогой по своей природе.
Широко известно бахтинское разграничение научных дисциплин на гуманитарные и естественнонаучные (или «точные») по принципу наличия или отсутствия диалогового начала в отношении исследователя к предмету его познания [Бахтин 1979: 363; 1996: 7–10].
В рамки данного принципа укладывается и одна из ключевых метафор традиционного литературоведения как познания гуманитарного. Эту метафору можно описать следующей формулой: автор и его произведение (и, соответственно, герои этого произведения) относятся друг к другу как два равноправных субъекта, находящихся в свободном диалоге.
Приведем некоторые примеры из литературоведческих текстов: «писатель следует за героем»; «автор словно бы украдкой наблюдает за жизнью персонажей»; «романист исследует… судьбы героев»; «писатель находит в ней (в жизни героев –
Таким образом, согласно данной метафоре, уже в процессе своего рождения произведение (и герои в его художественном мире) живут своей собственной и особенной жизнью, во многих отношениях независимой от автора и непредсказуемой. Поэтому автор из творца-демиурга превращается в творца-исследователя, творца-открывателя того мира, который сам и создает в художественном произведении.
Остановимся еще на одной особенности литературоведческих текстов. Для естественнонаучного текста характерно четкое и однозначное разделение высказываний на собственно
В целом литературоведческий текст как текст агональный реализует не столько стратегию полновесного обоснования нового знания, сколько стратегию непрямого убеждения читателя в правоте автора, убеждения, основывающегося на тактике присвоения научной гипотезе модального статуса высказывания об общепринятом знании.
Глава 11. Многофакторная типология дискурсов
Типологию дискурсов невозможно построить без учета их взаимодействий.
Предварительно проведем простые, но необходимые различия между типологией и классификацией. Типология определенного класса объектов или явлений учитывает природу и сущность этих объектов и явлений (как это видится в рамках определенной парадигмы знания) и отражает присущие им особенности. Классификация может ограничиваться внешними признаками без учета сущностных особенностей классифицируемых объектов и явлений.
Обратимся к немного нелепому, но при этом простому и показательному примеру. В аудитории сидит группа студентов. Задача: построить двучленную классификацию объектов, находящихся в помещении, по общему основанию. Выбираем основанием вес объектов. Получаем, к примеру: объекты с весом до 1 кг – книги и канцелярские принадлежности, объекты с весом свыше 1 кг – столы, стулья и студенты.