Говоря о порядке дискурса, М. Фуко заметил, что «с тех пор, как были исключены игры и торговля знанием софистов и их парадоксам заткнули, наконец, рот, европейская мысль, кажется, не переставала заботиться, чтобы оставалось как можно меньше места между мыслью и речью, о том, чтобы дискурс выступал только как некая вставка между „думать“ и „говорить“» [Фуко 1996: 75]. Одним из эффективных инструментов, ограничивших всевластие дискурса, стал стереотип.
Трактуя дискурс как коммуникативно значимое событие, мы приходим к выводу, что стереотип уничтожает именно событийный потенциал дискурса, сохраняя его форму, а в ряде случаев и украшая ее различными риторическими средствами.
Понять механизм такого уничтожения можно, определив точку схождения дискурса и стереотипа, их место в универсальной модели текстообразования. Эта модель была создана Т. ван Дейком [1989]. Она включает три иерархических уровня, благодаря которым возникает связность текста: пропозициональные отношения, основанные на актуальном членении предложения, делающем упор не на синтактику, а на семантику и прагматику благодаря разделению высказывания на тему и рему; макроструктурные отношения, базирующиеся на принципе пресуппозиции, выражающем ожидания получателя сообщения (цель, интерес, стиль); наконец, отношения суперструктурные, маркирующие тот или иной тип текста (или то, что М.М. Бахтин называл речевыми жанрами).
Именно на уровне макроструктурных оппозиций дискурс встречается со стереотипом и вступает с ним в отношения состязания. Следствием становится «война языков» в смысле Р. Барта, а ее результатом – деление языкового поля на энкратические социолекты в случае победы стереотипа над дискурсом и акратические, когда дискурс побеждает стереотип. Напомним, что энкратический язык, по Р. Барту, «нечеток, расплывчат, выглядит как „природный“ и потому трудноуловим; это язык массовой культуры (большой прессы, радио, телевидения), а в некотором смысле также и язык быта, расхожих мнений (доксы). ‹…› Напротив того, акратический язык резко обособлен, отделен от доксы (то есть парадоксален); присущая ему энергия разрыва порождена его систематичностью, он зиждется на мысли, а не на идеологии» [Барт 1989: 537].
Мы можем выделить шесть основных черт стереотипа, благодаря которым стереотип побеждает дискурс: это доксологичность, коллажность, словесная избыточность, мягкость дискурсии, отсутствие критической рефлексии, а также высокая прагматичность, предполагающая возможность перформатива.
1. В основе одержавшего победу стереотипа всегда лежит докса, базирующаяся на здравом смысле и/или общепринятом мнении. Эти доксы не существуют изолированно, но образуют своего рода набор. Любой стереотип всегда существует в соседстве с другими и тем самым определяет содержание нашего мышления. В качестве примера такого образа мышления можно привести отрывок из стихотворного романа Ильи Сельвинского «Пушторг». Вот как в нем характеризуется конструкция мыслей главного героя Льва Кроля.
Ценность этого отрывка усиливается тем, что поэт точно указывает адрес, из которого черпается подобная информация. Листки отрывного календаря – это идеальный формат для хранения и распространения стереотипов.
В наше время функции отрывного календаря берет на себя интернет. Пользователям сети ежедневно и ежечасно предлагается набор сайтов новостного и развлекательного характера, обязательными компонентами которого служит стереотипная информация, заключенная в краткие текстовые форматы, подобные листкам отрывного календаря. Вершиной воплощения стереотипной стратегии интернета выступает Википедия – т. н. «народная энциклопедия», успешно соединяющая в единый свод все общие представления человечества в его европейском варианте о мире и самом себе.