Система

Но в этот раз взрыва не происходит. Ни одна из шестидесяти кроватей выставленных в три ряда и два яруса не подаёт признаков жизни. Крик дневального, который должен утонуть в шумном грохоте одиноко повис и растворился в огромной казарме.

Капитан растерянно смотрит на дневального и сержанта, как будто хочет убедиться, что это происходит не только с ним.

«Рота подъё-ё-ё-м!» – ещё громче орёт дневальный. Никакой реакции. На кроватях никто не шелохнётся. Детонатор сработал, но бомба не взорвалась.

Ноги капитана становятся ватными. В звенящей тишине, в которой до сих пор висит крик дневального, он делает несколько шагов к ближайшей кровати, приглядываясь, действительно ли там кто-то есть и этот кто-то живой. Только сейчас он замечает, что синие одеяла растянуты по всей длине кроватей закрывая подушки и головы спящих. Холодные мурашки бегут по его телу, когда он вглядывается в силуэты тел под одеялами. Ему почему то приходят в голову старые сводки с Афгана, где духи во сне вырезали целый взвод. Тошнота подкатывает к горлу, но он, преодолевая себя, орёт громким басом

– Рота подъё-ё-ё-ё-ём! Курсанты тревога!

В очередной раз не дождавшись реакции, он срывает одеяло с ближайшей кровати. Живое и здоровое лицо курсанта налито розовым румянцем. Глаза его закрыты, но капитан прекрасно видит, что он не спит.

«Рота подъ-ё-ё-ё-ём!» – зачем-то орёт капитан прямо в лицо курсанту, потом резко поворачивается к дежурному.

– Это чё за хуйня сержант! Ты знаешь, как это называется? Саботаж! Да за это знаешь что?

– Товарищ капитан, а я-то здесь причём, если они не просыпаются? – Лицо сержанта изображает полную растерянность.

– Да я… – капитан вдруг слышит шум за спиной и оборачивается. Одеяла закинуты на душки, курсанты встают, соскакивают со вторых ярусов, одевают тапочки, шаркая по паркету, бегут по взлётке на построение. Как будто ничего и не случилось. Взрыватель сработал с минутным опозданием.

***

В это же самое время в соседнем помещении второй роты капитан Горчаков орёт на сержанта Бебуришвилли.

– Они что, пьяные все? Говоришь, происшествий не было?

– Нэт нэ пили. Нэ било! – угрюмо отвечает сержант.

– Тогда как это объяснить! Вы у меня все из училища вылетите. И ты, Бебуришвилли в первую очередь. Устроили тут… – Горчаков замолкает, увидев, как словно по бесшумной команде одеяла взлетают вверх, и курсанты в белухах, словно ожившие привидения вскакивают с кроватей и бегут на построение.

***

«Суки! Мартыски! Обезьяны хуевы! Вы со мной сутки сутить вздумали! – Лысая голова прапорщика Бажина налилась краской до такой степени, что вот-вот лопнет, как перезрелый помидор. Он бегает между проходами и шепеляво орёт, обильно разбрызгивая слюни:

«Я Вам суки устрою райское наслаздение! Вы у меня в толчки, как в зеркала смотреть будете!». – На ходу он срывает одеяла с первых попавшихся коек, подбирает тапочек, швыряет в кого-то на верхнем ярусе, в бешенстве трясёт кровати за душки. Мармон, с которого только что сдёрнули одеяло, лежит как покойник бледный, вытянув руки вдоль туловища. Прапорщик хватает его за подол белухи, пытаясь сбросить с кровати, но Мармон вдруг открывает глаза, вскакивает и бежит мимо остолбеневшего прапорщика к проходу. В момент казарма оживает, одеяла летят вверх, гулко бу̀хают спрыгивающие с кроватей тела, пластиковые тапочки цокают по паркету. Рота, одетая в белухи выстраивается вдоль пролёта для утренней поверки. Всё как обычно. Как обычно расталкивают друг-друга вставая в первую шеренгу духи, черепа пролазят за их спины, не торопясь вразвалочку вышагивают деды Жулик, Ник, Медный, встают сбоку строя. Всё как обычно, только с опозданием на одну минуту. Как будто в исправно работающем механизме случилась неполадка. Может провернуло шестерню в редукторе, или заело подшипник, словом возник небольшой сбой. Но вот сбой самоустранился, и механизм снова запущен. Прапорщик долго не может выйти из ступора, и стоит между рядами кроватей, открыв рот. Такого фокуса ему не приходилось видеть за все долгие годы его службы. Он даже не знает, что делать в этой, выходящей за рамки обычного, ситуации.

Обычно объект вызывающий раздражение и недовольство очевиден. Это, как правило, мерзкое тщедушное чудовище в форме солдата, или группы солдат. Методы воздействия здесь однозначны. Сначала физические, состоящие из пары оплеух, или пинка под зад, потом психологические, в виде изысканных оскорблений, и на закуску уже воспитательные, в виде нарядов. Сейчас объектом является целая рота с её духами черепами и дедами. Целая рота отказалась подчиниться команде. Объект слишком огромный, его не оскорбишь и не дашь ему поджопника.

«Напугать». Единственный метод воздействия, который приходит в голову Бажину. Он мягкими шагами подходит к строю и прохаживается вдоль него, сложив руки за сутулой спиной.