Синева

Маргерита ухватилась за другую упаковку. И отшатнулась, поняв, какая та тяжелая.

– Там, внутри, что-то есть?

– Да, – ответил я.

Потому что изнутри доносился вполне определенный звук. Плеск.

Вытащив упаковку, я поставил ее перед собой и попробовал отвинтить крышку. Она не поддавалась. Руки у меня тряслись. Я подобрал палочку, попробовал проковырять дырку, но нет, слишком толстая.

Нашел другую палочку. Более подходящую. Вставил ее в отверстие между крышкой и упаковкой.

И пластик наконец поддался.

Мы, все втроем, склонились над контейнером.

Внутри была еще одна упаковка – пакет. Той же самой палочкой я проткнул в нем дырку.

Лу опустила внутрь палец. Вытащила его. И сунула в рот.

Я последовал ее примеру. Опустил в пакет руку, как когда-то дома опускал руку в море. Но на этот раз я облизнул палец.

Вода. Там была вода.

Сигне

Дом ветхий, да и сам Магнус тоже, внуки приезжали к нему в гости один-единственный раз, а с Трине они разошлись, почему – спрашивать я не стала.

Мы идем в сад, Магнус наливает нам растворимого кофе, помешивает в чашках потемневшей серебряной ложечкой, пока порошок не растворяется.

Держа в одной руке чашку, я смотрела, как пар капельками оседает на ее стенках, а затем накрыла чашку ладонью, которая тут же сделалась теплой и влажной.

– Так я и знал, что это ты. Подобное никому больше и в голову не пришло бы, – сказал Магнус, – и еще кто-то сказал, что у причала «Синеву» видели и что ты домой заглядывала, – тут уж я и сомневаться перестал.

– Я знаю многих, кто на подобное способен, – сказала я.

– В твоем мире да. Твой мир другой.

– Мир у нас с тобой один.

– Разве? – Он улыбнулся.

– По-твоему, это смешно? – спросила я. – Что я выкинула лед?

– Нет… По-моему, нет. По-моему, ты вообще никогда не давала повода над тобой смеяться.

– А что толку? – вздохнула я.

– Ты же не знаешь, каким был бы мир, если бы ты бездействовала, – сказал Магнус.

Мы оба помолчали, прихлебывая кофе, который из горячего постепенно сделался теплым.

– Ты бегаешь, – проговорила я.

– Каждый день, – кивнул он, – чем-то же надо заниматься.

– А сад как же? И дом?

– В смысле?

– Обычно пенсионеры ими и занимаются.

– Плотничать я не люблю. Да и в земле копаться тоже.

Он посмотрел на меня поверх чашки, и, несмотря на всю его серьезность, глаза смеялись.

– Ты по-прежнему надо мной смеешься, – сказала я, – все никак не уймешься. Люди часто высмеивают то, чего не понимают.

– Нет, – возразил он, – я не смеюсь над тобой.

– А в чем тогда дело?

– Сигне, неужели ты не понимаешь?

Я смотрела на него, не зная, как ответить, потому что и впрямь не понимала.

– Ты что, не понимаешь… Каждый раз, уходя на пробежку, с того самого дня, как я начал бегать, хотя нет, намного раньше, да вообще всю жизнь… Каждый раз, выходя из дома… Из каждого дома, где когда-либо жил, из номера в отеле, каждый раз, уходя оттуда… я хотел, хоть и не всегда одинаково сильно, порой это желание было совсем слабым, но в последнее время все сильнее… Каждый раз мне хотелось, чтобы, когда я вернусь обратно – из поездки, с работы, с пробежки, – чтобы, когда я вернусь оттуда, куда ухожу… на крыльце сидела бы ты.

И он снова обнял меня, потянулся, наклонился и обхватил меня руками, а я все еще держала чашку, так что чашка горячим твердым комком застряла между нами, и я попыталась убрать ее – какие же мы неуклюжие, прямо как подростки.

Даже разжав руки и усевшись рядом, он ухватил меня за локоть, точно желая убедиться, что я настоящая. Отстраняться я не стала.

– Почему ты так поступил? – спросила я.

– Как?

– Почему одобрил вырубку ледника?

Он вздохнул, но не ответил.

– Чтобы я приехала? – продолжала я. – Чтобы заставить меня действовать? Чтобы я пришла к тебе? Ты знал, что я не стерплю?

С ответом Магнус замешкался.

– Нет, Сигне, нет. Лучше бы оно так и было. Хотел бы я соврать и сказать, что это правда. Хотел бы я, чтоб это пришло мне в голову. Ты… ты способна на подобное. Но не я.

– Тогда почему?

– Потому что… Я же такой, какой есть. Потому что цены на электричество упали. Потому что это возможность увеличить доходы. Гарантия сытой жизни. Вырубку я запретил. Но уже слишком поздно.

– Ты не изменился.

Он кивнул.

– Только постарел.

– И я тоже, – сказала я.

Мы еще немного помолчали.

– Но ты хорошо сохранилась, – наконец проговорил он.

Я с трудом сдерживала улыбку.

– Это комплимент?

– Нет. Наблюдение.

– Принимая во внимание обстоятельства, я бы сказала, что твое высказывание можно интерпретировать как комплимент.

– Тогда оставим простор для интерпретации.

– Интерпретации?

– Да.

– Ладно, учту.

– Ага, учти.

Мы снова умолкли.

– Я лед привезла, – сказала я, – двенадцать контейнеров.

Мы принесли лед и сложили контейнеры возле дома Магнуса.

– Что нам с ними делать? – спросил он.

– Не знаю, – ответила я.

Магнус положил руку на один из контейнеров.

– Отличные. И пластик такой толстый, прочный.

– Нефть, – сказала я.

– В смысле?

– Сделаны из нефти.

– А нефть имеет растительное происхождение.

– Пластик не разлагается.

– Он вечный.

– Тысячи лет может просуществовать.

Открывать контейнеры мы не стали – оставили их возле стены.