Синее море

Ф р о л о в. Исправить. По соседству гусарский манеж. Полковник Крокшин возьмет в обучение. А инженер-подполковник Эльснер назначен к вам в преподавание дисциплин артиллерии, фортификации и тактики. Распорядок дня не меняется. Подъем в шесть. Однако же не выкриками возвещающих надзирателей, а — по звонку. Жалобы есть?

Я к о в л е в. Кашица беспримерно обезжирена и не удовлетворяет аппетит, ваше превосходительство.

Ф р о л о в (гувернеру). Проверить. Доложить. (Лицеистам.) Все?

Д е л ь в и г. Разрешите надеть очки, дабы возымел я возможность посмотреть на вас, ваше высокопревосходительство.

Ф р о л о в. Посмотрите. Однако же… (Но тут, неудачно выдернув руку из кармана сюртука, он рассыпает колоду карт.)

Пилецкий-гувернер торопливо их собирает.

(Дельвигу, рассердясь.) И… нечего смотреть! Не поощряется во дворце! Спокойной ночи, господа!

Л и ц е и с т ы. Будем спать по ранжиру, вставать по звонку, без возвещения дядек, и заслужим анкураже, ваша честь.

Ф р о л о в. Хм. Блажен муж, иже он к каше ближе… (Пушкину.) Фамилия?

П у ш к и н. Пушкин.

Ф р о л о в. Мусин?

П у ш к и н. Нет, просто Пушкин.

Ф р о л о в. Очень хорошо. Артиллерийская фамилия.

П и л е ц к и й - г у в е р н е р (на ухо Фролову). Тот самый, сочинение коего допущено к экзамену…

Ф р о л о в. А? Что? Блажен иже… Ха! Пусть читает!

Т е м н о

КАРТИНА ВОСЬМАЯ

«СТАРИК ДЕРЖАВИН НАС ЗАМЕТИЛ…»

8 января 1815 года. Экзамен. Луч прожектора выхватывает фигуру  П у ш к и н а. Он в парадном мундире с поднятой рукой, с лицом, обращенным в сторону, где предполагается стол экзаменаторов.

Там — тьма. Пушкин пламенно декламирует.

П у ш к и н.

…Страшись, о рать иноплеменных!
России двинулись сыны;
Восстал и стар, и млад; летят на дерзновенных,
Сердца их мщеньем возжены.
Вострепещи, тиран! Уж близок час паденья,
Ты в каждом ратнике узришь богатыря,
Их цель иль победить, иль пасть в пылу сраженья
За Русь! За святость алтаря!..

Утешься, мать градов России,
Воззри на гибель пришлеца,
Отяготела днесь на их надменны выи
Десница мстящая Творца!
Взгляни: они бегут, озреться не дерзают,
Их кровь не престает в снегах реками течь;
Бегут — и в тьме ночной их глад и смерть срезают,
А с тыла гонит Россов меч!..

Постепенно фигура Пушкина уходит в темноту, хотя голос его не сразу пропадает, он еще слышен: «В Париже росс! Где факел мщенья…» и т. д. И так же постепенно начинает проявляться силуэт  Д е р ж а в и н а. Он стар, вял, но вот он выпрямляется, словно оживает. И вот он стоит в луче света, торжественный, лицо в слезах.

Д е р ж а в и н. Я не умер. Чрез звуки лиры и трубы оживут подвиги, торжество свершений, красота деяний!.. Но время мое прошло, мальчики… Скоро, скоро явится миру новый Державин. Это — Пушкин.

Г о л о с  П у ш к и н а.

О, скальд России вдохновенный,
Воспевший ратных грозный строй,
В кругу товарищей, с душой воспламененной
Греми на арфе золотой!..

Д е р ж а в и н. И все еще слышится, слышится мне его голос!.. Но где же он? Куда убежал?..

Т е м н о

КАРТИНА ДЕВЯТАЯ

НЕ ВРЕМЯ ПТИЦАМ ПЕТЬ

Парк. Беседка «Грибок». Глубокая осень. Сидят: П у ш к и н, П у щ и н, К ю х е л ь б е к е р, Д е л ь в и г, И л л и ч е в с к и й.

П у ш к и н. Нет, мои «Воспоминания в Царском» написаны холодно. Официальная муза. И ничего не видать за одряхлевшим слогом…

К ю х е л ь б е к е р. Одряхлевшим? Чей слог ты называешь одряхлевшим? Державина?

П у ш к и н. Он был моим богом! Но пойми, он поэт другого века. Вот Батюшков уже смеется над мнимой красотой трескучих звучаний: