Силентиум (СИ)

Гермиона не знала, что и думать. Погрузившись в собственные переживания, она не успела поразмышлять о том, по чьей вине её прокляли. И глядя на сокрушающегося перед ней величайшего волшебника, на которого она всегда равнялась, который был мудрейшим из мудрейших, она не могла принять ни его вины, ни его извинений. Его святость и непорочность для неё были непреложны.

— Но, несмотря на прескверное стечение обстоятельств, у меня для вас есть и хорошая новость, — голос Дамблдора посветлел и приободрился.

Гермиона заинтересованно склонила голову, уставившись пытливым взглядом на мудрого старца. Он запустил руку в карман, выудил оттуда миниатюрную потрёпанную книгу и протянул её гриффиндорке. Она нерешительно сомкнула пальцы вокруг древнего кожаного переплёта и в недоумении уставилась на профессора. Его лица коснулась лёгкая улыбка.

— Знали ли вы о том, что Отдел Тайн в Министерстве магии состоит из множества комнат? — Гермиона покачала головой в трепетном ожидании. — Да, работа невыразимцев очень специфична и совершенно секретна. Они исследуют феномены этого мира, такие как Время, Смерть, Ум, Вселенная. Также есть Зал Пророчеств и комната Любви.

Дамблдор умолк, многозначительно глядя на Гермиону исподлобья. Она по-прежнему непонимающе взирала на директора, но постепенно осознавала, что именно он пытался до неё донести.

— Как вы прекрасно знаете, мисс Грейнджер, Гарри — мальчик, который не выжил, а был спасён. Спасён магией любви своей матери, отдавшей за него жизнь. Убивающее заклятие разрушилось, столкнувшись с невидимым щитом Лили Поттер. И Волдеморт пал.

Дамблдор, улыбаясь, кивнул в знак подтверждения собственных слов и поднялся с кровати. Сердце Гермионы учащённо забилось.

— Любовь — один из самых загадочных и неизведанных феноменов, мисс Грейнджер, — в заключение добавил директор. — Не стоит недооценивать её силу.

Он взглянул на студентку поверх очков-половинок с присущей ему загадочностью и удалился. Гермиона ещё долго смотрела ему вслед, даже после того, как дверь в больничное крыло заперлась. Она прижала книгу дрожащими руками к груди. Неужели у неё появилась надежда?

========== 3. «Ain’t it a shame, too bad» ==========

Неделя новой жизни тянулась необычайно долго. У Гермионы было стойкое ощущение, что время замедлилось и всё сильнее растягивалось с каждым днём. Даже мерное тиканье секундной стрелки казалось слишком медленным, неестественным.

Всё складывалось весьма плачевно: не имея опыта в невербальной магии, Гермиона не могла использовать волшебную палочку. Временами из неё высвобождался слабый сноп искр, когда гриффиндорка тренировалась в поте лица, практикуя самые простые бытовые заклинания, но этого было недостаточно, чтобы потянуть школьную программу и не отстать от однокурсников.

Разумеется, друзья поддерживали её, как могли. В башне Гриффиндора ребята старались обеспечить ей хорошее настроение в окружении тёплой компании, близнецы Уизли непрестанно её веселили своими фирменными шутками, и благодаря своей школьной семье Грейнджер чувствовала себя, как дома.

Намного сложнее приходилось с занятиями. Там, где было необходимо её непосредственное участие, где она не привыкла молчать, где безудержно демонстрировала возможности своего незаурядного ума с неизменно вскинутой вверх рукой. Теперь же каждый раз, когда Гермиона жаждала ответить на вопрос преподавателя, высоко протягивая руку по привычке, в ответ её одаривали снисходительным взглядом с нескрываемым соболезнованием, от которого моментально становилось тошно: почему-то каждый профессор считал своим долгом пожалеть бедную онемевшую студентку. Обычно они сконфуженно переводили взгляд на других учеников и тактично, непременно неловко откашлявшись, обращались к аудитории: «Может, кто-то ещё знает ответ?»

Гермиона не могла на них за это обижаться. В глубине души она понимала, что преподаватели давали ей слово больше из вежливости, нежели из желания убедиться в грамотности и образованности лучшей студентки на курсе — они и так нисколько не сомневалась, что мисс Грейнджер ответит правильно и получит свои заслуженные десять очков, просто теперь они не объявляли об этом на весь класс.

Но не настолько было больно от профессорского игнорирования взметнувшейся руки, насколько от смешков и улюлюканий со стороны слизеринцев. Им было не просто плевать на недуг однокурсницы, они упивались её неполноценностью. Гарри и Рон, как обычно, настоятельно рекомендовали подруге не обращать на них внимания и каждый раз отнюдь неубедительно советовали недругам заткнуться, за что непременно огребали в ответ с новой силой.