Silence

Я замерла. На меня нахлынуло новое воспоминание, новый ответ на вопрос, терзающий меня со дня похорон: кого я искала в траурной процессии и кого не нашла? Все семьи присутствовали полным составом, присутствовали и Оуэн-Грины: посеревший на лицо Максвелл, сорвавшаяся на истерический плач Сабрина, успокаивающий мать Зак… Не было Джастина!

Где-был-старший-сын-Оуэн-Гринов?!.. В тот злачный день я искала его среди толпы, хотя и не знала о том, что ищу именно его, но теперь я вижу, кого в тот день я так и не смогла найти – старший брат погибшей девочки должен был присутствовать на её похоронах, но его не было. Пришли все, кроме него.

– Его не было на похоронах… – запрокинув голову простонала я, словно вслух признавалась в своей близорукости.

– Ты уверена?..

– Старшего сына Оуэн-Гринов определённо точно не было на заключительной части церемонии, – резко выпрямилась я, заглянув в большие глаза своего собеседника. – Может быть он и присутствовал в самом начале, которое мы пропустили из-за пришедшей в создание Камелии Фрост, но на церемонии погребения, которую мы успели застать, его точно не было.

– Хорошо, а как тебе такое: в медицинском журнале посещений Камелии Фрост были отмечены все совершеннолетние гости, и не отмечен ни один несовершеннолетний посетитель.

– Джастин Оуэн-Грин не был отмечен в журнале посещений, как Дакота или Итан Галлахер, как одноклассники Камелии или её младшая сестра, – моё лицо невольно приняло разочарованную гримасу капризного ребенка, готового в любой момент расплакаться от нехватки сладкого в организме. – Он единственный не отмеченный в журнале взрослый посетитель.

– Как он сумел проскользнуть мимо вахты медсестры незамеченным и зачем? – вдруг задал прямо в лоб пугающий вопрос Гордон, и в кончиках моих пальцев мгновенно закололо от ужаса осознания.

– Афина!.. – ахнула я. – Немедленно звони Афине!

Глава 47.

Джастин Оуэн-Грин.

У меня было не самое светлое детство. Зная о том, что являюсь сыном достаточно богатого человека, чтобы ежемесячно перечислять на материнскую карту по тысяче долларов, я прозябал в дряхлой халабуде, которую мать называла нашим домом.

Не то чтобы я не любил свою мать, просто моё к ней презрение покрывало собой мою к ней любовь. Урсула Фарлоу была местной знаменитостью: самая востребованная пригородная проститутка и одна из самых высокооплачиваемых. Правда было у нее три весомых минуса, медленно, но уверенно тянущих её прожженную жизнь ко дну: она не молодела, она кололась и я был её сыном. До сорока двух лет она еще как-то справлялась со всем этим дерьмом, но после трех случившихся подряд групповых заказов она вдруг устала. За последний год своей жизни она окончательно скатилась на дно: стала слишком часто колоться, стала обслуживать всех подряд без разбора, стала неожиданно старой. Всю её последнюю неделю я не мог ночевать дома из-за наплыва дерьмовых клиентов, оставляющих на её грязных простынях не больше пятидесяти баксов в лучшем случае. К концу этой злачной недели она смогла накопить необходимую сумму для погашения задолженности по коммунальным платежам – мы уже месяц как жили без электричества, разогревая еду у её подруги-проститутки, живущей по соседству – но вместо того, чтобы погасить долг или купить хотя бы кусок хлеба, она приобрела себе очередную дозу. Я нашел её сидящей в кресле в отключенном состоянии. На сломанном журнальном столе напротив нее лежало два шприца: один наполовину использованный, второй еще нетронутый, припасенный на её грядущий бессмысленный рассвет, который она заранее планировала встретить в наркотическом дурмане, чтобы вечером дать трахнуть себя какому-нибудь наркодилеру, любящему сучек постарше. Тогда, стоя напротив её безвольного тела, я вспоминал всё своё никчёмное детство. Вспомнились клиенты, избивающие меня в случаях, когда я отказывался уходить из дома, чтобы они могли воспользоваться моей матерью, вспомнилось, как я однажды забил до смерти щенка, укравшего со стола мой законный бутерброд из черствого хлеба с просроченным маслом, вспомнилась девочка, которая мне нравилась в средней школе и которая отказалась со мной встречаться потому, что моя мать проститутка, вспомнился лучший друг, кинувший меня из-за того, что моя мать стала обслуживать его старшего брата. Вспомнилось очень много всего: и бессонные ночи на твердой раскладушке, отдельно стоящей в беспросветно тёмном коридоре, и то, с каким ожесточением я колотил младшеклассников ради того, чтобы заполучить их обед или отжать у них пару баксов, и то, как один мой одноклассник-придурок месяц назад хвастался перед всем классом тем, что всего лишь за сто баксов смог переспать со знаменитой Урсулой Фарлоу, красочно расписывая своим дружкам, какой знойной оказалась моя мать, и делясь со всеми планами заглянуть к ней – к нам! – еще через месяц, когда получит от отца деньги на карманные расходы. Месяц почти прошел, и я знал, что уже совсем скоро увижу этого придурка выходящим из комнаты своей матери.