Не говоря ни слова, закрываю дверь и несусь в западное крыло, поочередно открывая двери гостевых спален, но в них нет ничего ценного, только простоватый безликий декор. Пишу СМС Зику и Джейсу, сообщая, что у нас меньше пяти минут, пока старик подаст какой-нибудь сигнал, ведь нужно быть абсолютным глупцом, чтобы позволить грабить собственный дом, даже если ты прикован к постели.
Последняя дверь справа по коридору не заперта, поэтому я быстро вхожу в комнату, сразу понимая, где оказался. Прикроватная лампа зажжена, обдавая все вокруг бледным сиянием, и теперь до меня доходит, почему с улицы дом выглядел таким нежилым – окна всех основных комнат выходят на задний двор.
Мой взгляд цепляется за дверь ванной комнаты, по ту сторону которой слышен звук льющейся воды. Не думая дважды, подбегаю к письменному столу, осматривая его. Шкатулка на одной из полок выглядит невзрачной, но все равно открываю ее, вытряхивая содержимое: билет на футбольный матч моего университета, обертка от жвачки, железная пуговица… Полная ерунда. И тут мое внимание привлекает настоящий, мать его, слиток золота, лежащий на стопке распечаток, как долбаное пресс-папье.
Приходится проморгаться и покачать головой, чтобы убедиться, что мне не показалось. Беру слиток, чей вес подсказывает, что он настоящий, и кладу в карман, продолжая слушать звуки, доносящиеся из ванной комнаты. На прикроватной тумбочке блестит маленькое кольцо, беру и его. Этого хватит, чтобы обеспечить себя на пару месяцев и успокоить Дэмиена, который звонит не переставая. Если перестану просить у него деньги, то он поверит, что я завязал, и тогда отвяжется.
Уже иду к двери, когда со спины слышится пронзительный крик, заставляющий обернуться. Принцесса Аттвуд стоит на пороге ванной комнаты в одном полотенце, ее волосы мокрые и прилипают к щекам и плечам, босые ноги выглядят тощими, в трясущихся руках прикроватная лампа. Бледная кожа вся испещрена красными пятнами, как будто она слишком долго отмывала ее в душе.
Мне приходится сделать глубокий вдох, чтобы не выругаться вслух, после чего я выдыхаю, понижая голос.
– Я не причиню тебе вреда.
Ее глаза пробегают по мне с ног до головы, нижняя губа дрожит, а покрасневшие глаза полны ужаса. Она что, плакала? Не хочу пугать ее еще больше, поэтому поднимаю руки в сдающемся жесте и спиной пячусь к двери.
– Не двигайся! – внезапно кричит девочка, и я при всей абсурдности положения, в котором мы оказались, должен признать, что она храбрей, чем кажется.
Медленно она отводит голову в сторону кровати, где на покрывале лежит телефон, при этом ее глаза все еще прикованы ко мне.
– Я бы не стал, – угрожаю я.
Нормальный человек развернулся бы и бежал со всей скоростью, которая еще осталась в ногах спортсмена, но мне интересно, что она будет делать с этой лампой и успеет ли схватить телефон, прежде чем мне удастся ее остановить, поэтому я, как истукан, застыл на месте. Один ее рывок, и прикроватная лампа летит мне в лицо, но я отбиваю ее рукой и прыгаю через кровать, за которой уже стоит смелая неудачница, пытаясь снять блокировку мобильного. Ее замешательства достаточно, чтобы я вырвал устройство из ее рук. Она снова кричит и начинает пятиться к столу, пробегая по нему глазами в поисках чего-нибудь, чем можно дать отпор. Из тяжелого там только старая Библия в кожаном переплете.
– Ударишь меня ею? – вскидываю бровь, чего она не разглядит из-за маски. Но мне прекрасно видны все до последней черты ее лица, в том числе и конфликт, на секунду промелькнувший в испуганном взгляде.
– Не подходи! – шипит она, нахмуриваясь и замечая, что, кроме бумаг и перевернутой шкатулки, на столе нет никакого подобия оружия. На долю секунды ее лоб морщится, а в глазах светится злость, когда она осматривает пустую шкатулку и все, что я из нее высыпал. – Ты засранец!
– Тебе стоит научиться ругаться, – усмехаюсь, подходя ближе, чем заставляю ее отступить еще на шаг. – И запирать дверь.
Она подтягивает полотенце и всматривается в мои глаза, борясь с паникой, как будто пытается просчитать дальнейшие действия: нападу я или отступлю, нужно ли ей бороться. Смятение в голубых глазах заставляет меня усмехнуться.
– Ты сказал, что не причинишь мне вреда, – сглатывая, шепчет она.
Голос едва слышен, уязвимость в ее позе и чертах по-девичьи юного лица заставляет мое сердце сжаться.
– Никогда, малышка Ливи.
Светлые брови в секунду взлетают вверх, а рот широко открывается. Мне требуется секунда, чтобы осознать тот факт, что только что по-королевски облажался. Оливия открывает рот, чтобы что-то спросить, неясная боль в ее глазах ранит, потому что теперь похоже, что она разочаровалась в тот момент, когда понимание обрушилось на ее хрупкие плечи. Делает короткий вдох, но потом передумывает, качая головой.
– Какого хрена ты возишься? – раздается за моей спиной, и я, оборачиваясь, вижу Зика, стоящего в дверях. – Вот же… Это еще кто?