Сияющие

Женщины кучкуются рядом с торговцем, вовсю нахваливающим бытовые товары, которые «преобразят не только кухню, но и вашу жизнь!». Мужчины при деньгах постепенно подтягиваются к аукциону, чтобы сделать ставки на бычков – все они носят ковбойские шляпы, но, судя по дорогим ботинкам, о настоящих пастбищах знают только понаслышке. Молодая мать поднимает малыша над забором, показывая ему Черную Рози – огромную призовую свиноматку с белым пятачком, отвисшим пятнистым брюшком и сосками размером с мизинец.

Двое подростков, парень и девушка, рассматривают скульптуру коровы, вырезанную из масла; говорят, на ее создание ушло три дня. Она уже начала таять под солнцем, и кисловатый запах испорченного молока смешался с запахом сена в тюках, древесных опилок, дыма из тракторов, сладкой ваты, навоза и пота.

Парень шутит про корову из масла – наверняка говорит что-то избитое про все блинчики, на которые ее бы хватило, – а девушка хихикает и отвечает такой же стереотипной фразочкой, что он просто пытается ее подмаслить. Приняв ее слова за намек, он быстро склоняется к ней и целует, а она легко отталкивает его, дразня, но потом сама коротко чмокает в губы. А затем отбегает к колесу обозрения, смеясь, и оглядывается на него. Они такие чудесные, что у Элис вот-вот остановится сердце.

Луэлла, опустив расческу, раздраженно цыкает:

– Может, сама себе прическу сделаешь?

– Прости, прости! – извиняется Элис, снова запрыгивает на стул, и Луэлла возвращается к мучительным попыткам завить и уложить ее блеклые русые волосы, слишком короткие и непослушные. «Очень современно», – на прослушивании сказал про них Джои.

– Ты бы попробовала парик, – предлагает Вивьен, причмокивая губами, чтобы равномерно распределить помаду. Элис как-то даже тренировалась перед зеркалом, пытаясь повторить этот звонкий бесстыдный поцелуйчик. Веселая Вив, гвоздь программы! Плакаты с ее портретом украшают выход на сцену, и неудивительно: всем нравятся упругие локоны блестящих черных волос и большие голубые глаза, одновременно наивные и распутные. Самое то для их нового номера, который уже шесть городов подряд поражает что министров, что школьных учителей. Ничего подобного свет еще не видывал – именно поэтому их и позвали на ярмарку.

– Выход, дамы! Пять минут до выхода! Пора рекламировать шоу! – В двери тесного фургона врывается Джои, бойкий, как шмель, в нефритово-зеленом жилете, расшитом пайетками, и блестящих черных штанах со слегка потертыми швами. Элис вскрикивает от неожиданности, прижимая руку к груди.

– Ну и пугливая вы, мисс Темплтон! Прямо молодая кобылка, – говорит Джои и треплет ее по щеке. – Или школьница. Правильно, так и надо!

– Скорее жеребец, которого ведут на кастрацию, – фыркает Вивьен.

– Ты это к чему, Виви? – хмурится Джои.

– Да так. У нашей Элис много талантов. Весьма неожиданных, я бы сказала, – отвечает она и тянет себя за локон, проверяя его упругость. Потом вновь недовольно берется за щипцы для завивки.

– Да, в отличие от некоторых, я не забываю шаги, когда танцую, – парирует Элис, сдерживая яркую вспышку ненависти.

– Ну что вы, что вы, – Джои хлопает в ладоши, – никаких драк, девочки! Только за дополнительную плату.

А ведь раньше платили. У Луэллы и вовсе был номер с факелами, во время которого мужчины заглядывали ей под юбку, как на приеме у гинеколога. Но в последнее время все вдруг стали особенно нравственными, и Джои ловко подстроился под новые веяния.

Бесконечные разъезды по стране, череда выступлений и ярмарок сплотила их труппу, сделала их семьей. Они так далеко – за тысячи миль от Кайро (хотя Джои называет его Каиром, словно Элис уехала из Египта, а не Иллинойса; а все потому, что у нее «скулы, как у истинной Нефертити!») и всех оставшихся там знакомых. Останься она там, и попросту умерла бы – если не от скуки, так от рук дядюшки Стива уж точно. Поэтому, когда в 37-м году река вышла из берегов, Элис покинула не только место наводнения, но и сам Кайро, а вместе с ним – прошлую жизнь. Спасибо, река Огайо, славься имя твое!

Джои хватает Еву за задницу, пока та натягивает каблуки, и довольно похлопывает по ягодицам. Подмигивает Элис.

– Пышные формы, принцесса! Вот что любят мужчины. Давай, вот заработаешь много денег, купишь много булочек, отрастишь себе фигуру и будешь зарабатывать еще больше!

– Хорошо, мистер Маламатос. – Элис приподнимает полы бело-зеленой юбчонки, отвешивая ему неловкий реверанс. Джои оглядывает ее, опираясь на трость, набалдашником которой служит нефрит размером с кулак, якобы настоящий. Его брови шевелятся, вытанцовывая водевиль. «Совокупляющиеся гусенички» – так он сам их окрестил.

А потом рука его тянется вниз, к юбке. На мгновение Элис в ужасе замирает – боится, что Джои схватит ее между ног, – но он просто поправляет плиссированную ткань.

– Так лучше, – говорит он. – Не забывай, принцесса, это семейная ярмарка.

Он выскальзывает из фургончика и взбирается на импровизированную сцену, прикрытую тентом, увешанным соблазнительными плакатами с Вивьен, которые должны подогреть интерес к выступлению.