Сияющие

Не дожидаясь, пока сойдут следы побоев доблестных полицейских, Харпер возвращается в 1989-й, чтобы закупиться газетами и взбодриться. С ними он устраивается у окна в греческой забегаловке на 53-й улице. Тут дешево, оживленно – народ выстраивается у прилавка с подносами в длинную очередь, временами заворачивающую за угол. Ничего необычного, как раз то, что Харперу нужно.

Приходя сюда, он каждый раз встречается взглядом с поваром; у него густые усы – то черные, то седые, в зависимости от того, кто он сегодня: сын, отец или дедушка. Возможно, он узнает Харпера, но не подает виду.

Газеты трубят о разливе нефти где-то в Аляске. Название танкера, «Эксон Валдиз», занимает все первые полосы, и только где-то в разделе происшествий он натыкается на две небольшие заметки. «Зверское нападение», сказано там. «Спасена псом». «Шансов выжить практически нет», написано в одной из статей. «Вряд ли доживет до конца недели».

Нет, все не так, все неправильно. Он перечитывает заметки еще раз, надеясь, что слова пойдут рябью, как в Комнате, и сложатся в новую истину. Мертва. Убита. Лишена жизни.

Он давно научился разбираться в диковинках. Одна из них – телефонная книга. Там он находит больницу, куда ее положили – то ли в реанимацию, то ли в морг, все газеты пишут по-разному, – и звонит с таксофона греческой забегаловки, установленного у туалетов. Но врачи заняты, а женщина, которая берет трубку, «не имеет права разглашать личные данные пациентов, сэр».

Он тратит несколько часов на обдумывание ситуации, а потом понимает, что выбора нет. Нужно наведаться лично. Закончить начатое, если придется.

В сувенирном магазине на первом этаже он покупает цветы, но их недостаточно – руки обжигает отсутствие ножа, – поэтому к ним присоединяется фиолетовый медвежонок с воздушным шариком в лапах, на котором написано: «Поправляйся скорее!»

– Ребенку покупаете? – спрашивает продавщица, крупная добрая женщина с печальными глазами. – Они любят игрушки.

– Девушке, которую убили, – отвечает он, но поправляется: – На которую напали.

– Какой кошмар, просто ужасно. Ей столько цветов пришло. От совершенно незнакомых людей! Все благодаря собаке. Такая храбрость… Поразительная история. Я за нее молюсь.

– Не знаете, как она себя чувствует?

Женщина, поджав губы, качает головой.

– Простите, сэр, – говорит дежурная медсестра, к которой он обращается. – Часы посещений уже закончились. Семья пациентки просила никого к ним не пускать.

– Но я родственник, – отвечает Харпер. – Ее дядя. Брат матери. Я приехал, как только смог.

Солнечный свет падает на пол полосой желтой краски. Его перерезает тень женщины – она стоит у окна и глядит на парковку. Повсюду стоят цветы, и Харпер вспоминает другое время, другую палату. Только кровать здесь пустует.

– Прошу прощения, – произносит он, и женщина оглядывается через плечо, виновато разгоняя рукой сигаретный дым. Она похожа на дочь: такой же подбородок и большие глаза. Разве что волосы темные и прямые, убраны назад оранжевым платком. На ней черные джинсы и шоколадного цвета кофта с высоким горлом, поверх которой висит ожерелье из всякого рода пуговиц, которые клацают, когда она проводит по ним пальцами. В глазах женщины стоят слезы. Выдохнув сигаретный дым, она раздраженно взмахивает рукой.

– Чего вам надо?

– Я ищу Кирби Мазрахи, – говорит Харпер, протягивая цветы и медведя. – Мне сказали, что она здесь.

– Очередной журналист? – Она горько смеется. – Что, набрехали медсестрам, и они вас пустили? Вот же бесполезные дуры! – Она с размаху вдавливает окурок в подоконник.

– Я хотел проведать ее, узнать, все ли в порядке.

– А что, не видно?

Она сверлит его взглядом, и Харпер, подождав, уточняет:

– Я ошибся палатой? Ее куда-то перевели?

Она подскакивает к нему, яростно тычет в грудь пальцем.

– Вы жизнью ошиблись, мистер! Катитесь отсюда к херам!

Под напором ее гнева он отступает, невинно прикрываясь подарками, и задевает ногой ведро с цветами. По полу льется вода.

– Вы расстроены.

– Да еще бы! – кричит мама Кирби. – Умерла она, поняли? Умерла! Отстаньте от нас. Не о чем тут писать, стервятники. Ее больше нет. Теперь вы довольны?

– Я очень вам соболезную. – Но он врет. Его захлестывает облегчением.

– И другим передайте. Особенно Дэну, уроду, который до сих пор мне не перезвонил. Пошли вы все к черту!

Элис 4 июля 1940

– Да ты закончишь вертеться? – спрашивает Луэлла сквозь зажатую в зубах шпильку. Но Элис не сидится, и каждые пару минут она подскакивает со стула, стоящего перед зеркалом, и выглядывает из фургона на радостно улыбающийся деревенский народ, который гуляет по ярмарке, вооружившись попкорном и дешевым пивом в бумажных стаканчиках.

Всевозможные развлечения собирают вокруг себя толпы: люди кидают кольца, разглядывают выставку тракторов и таращатся на петуха, который играет в крестики-нолики. (Утром Элис проиграла ему две игры из трех, но теперь она знает, что делать, так что держись, глупая курица!)