Сияющие

Сорванные с окон шторы в мокрых пятнах валяются поверх матраса из гостевой спальни. Рядом небрежно брошены пустые бутылки: керосин, который хранился на кухне, и виски. Из перевернутого стула клочьями торчит белая набивка. Граммофон разбит вдребезги. Из помятой латунной трубы торчат щепки, стодолларовые купюры и квитанции с ипподрома. Она обобрала Комнату до нитки: принесла крылья бабочки, бейсбольную карточку, лошадку, кассету, черная лента которой запуталась в подвесках серебряного браслета, лабораторный бейдж, протестный значок, заколку с зайчиком, противозачаточные таблетки, типографскую литеру «З». Пожеванный теннисный мяч.

– Где Дэн? – спрашивает Кирби. Огонь очага пылает в ее волосах отблеском будущего.

– Умер, – отвечает Харпер. За его спиной воет метель декабря 1929 года. – Что ты творишь?

– А ты как думаешь? – ядовито отвечает она. – Думал, я буду сидеть и ждать, пока ты вернешься?

– Не смей! – кричит Харпер, и в то же мгновение Кирби щелкает зажигалкой. Золотой огонек, вспыхнув, устремляется вниз и разгорается ярче, облизывая бумагу рыжими всполохами. В воздух поднимается черный маслянистый дым.

Отчаянно взвыв, Харпер бросается к ней с ножом, но не успевает сделать и шага.

Он падает, от силы удара выронив ключ, и видит Дэна: тот стоит на коленях, мертвой хваткой вцепившись ему в ноги. До сих пор жив, хотя по полу расплывается черная вязкая лужа крови. Он держит его за штаны, тянет назад, подальше от Кирби. Харпер лихорадочно пинает его по рукам, но задевает ключ, и тот отлетает, проскользив по крови, к порогу Дома.

Отбиваясь, Харпер попадает Дэну по челюсти, и тот с болезненным стоном выпускает из хватки джинсы.

Освободившись, Харпер мгновенно вскакивает, торжествующе озирается, стискивая нож. Сейчас он убьет ее, потушит пожар, а потом всласть отыграется на дружке, который посмел ему помешать.

Но когда он встречается взглядом с Кирби, она направляет на него пистолет. За ее спиной вздымается пламя. Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но передумывает в последний момент. Просто медленно выдыхает – и жмет на курок.

Харпер 13 июня 1993

Вспышка ослепляет его. Спина врезается в стену.

Он подносит руку к груди. На рубашке проступает пятно. Сначала он не чувствует ничего. Затем приходит боль, поджигая все нервы, встретившиеся на пути пули. Ему хочется рассмеяться, но вместо хохота вырываются булькающие вздохи и хрипы: кровь начинает наполнять легкие.

– У тебя не получится, – говорит он.

– Правда?

Как же она прекрасна: ее оскал, ее сверкающие глаза, волосы, вспыхнувшие ореолом. Она так сияет!

Снова нажав на курок, она вздрагивает от резкого звука. А потом стреляет снова, и снова, и снова, пока не щелкает барабан. Он практически не чувствует боли, словно сознание уже отделилось от тела.

В отчаянии Кирби швыряет в него пистолет и падает на колени, закрывая руками лицо.

«Зря не добила меня, тупая ты сука», – думает он. Пытается подползти ближе, но тело не слушается.

Перед глазами все плывет, искажается, раскрывается под каким-то странным углом. Будто бы он смотрит сверху, поднимаясь все выше и выше.

Вот девушка сидит на полу; ее плечи трясутся. Пламя вздымается над грудой из стульев, штор и тотемов, поднимаясь к потолку черным зловонным дымом.

Недалеко от нее – лежащий мужчина. Он тяжело сглатывает, закрыв глаза, прижимает руки к животу и груди, и кровь сочится сквозь его пальцы.

Сам Харпер стоит у стены, но почему он вообще себя видит? Он будто висит у самого потолка, а на земле его держит только лишь кусок плоти, носящий его лицо.

Харпер видит, как у него подгибаются ноги. Тело соскальзывает вниз по стене. На светлых обоях остается пятно: длинный след крови и мозговой ткани.

Он чувствует, как связь между ними ослабевает – и рвется.

Он воет, не веря своим глазам, тянется вниз, но у него нет рук, и ему не за что зацепиться. Потому что он мертв. Он – груда мяса, лежащая на полу.

Он вытягивается, надеясь хоть за что-нибудь зацепиться.

И ему попадается Дом.

Паркет – его кости. Стены – плоть.

Он может вернуться. Начать заново. Все исправить. Разогнать жар огня, удушающий дым и ревущую ярость.

Это не одержимость – это инфекция.

Дом всегда принадлежал только ему.

Он и был Домом.

Кирби 13 июня 1993

Жар в комнате нарастает. Кирби глотает дым, захлебываясь в рыданиях, и он застревает в легких. Она может умереть здесь. Закрыть глаза. Так и остаться сидеть на месте. Все ведь так просто. Огонь не успеет к ней подобраться – она задохнется раньше. Стоит просто вдохнуть. Перестать сопротивляться. Все кончено.

Но кто-то дергает ее за руку. Тянет, как пес.

Она не хочет, но все же открывает глаза. Дэн сжимает ее ладонь. Он склоняется над ней, встав на колени. Его руки в крови.

– Не хочешь помочь? – хрипит он.

– Господи. – Она дрожит, рыдает и кашляет. Обнимает его, и он дергается.

– Ай.

– Держись. Дай куртку.