Шпеер

— Я не чертежник, линии проводить, — рассердился кузен. — Что ты в творчестве смыслишь! Думаешь, в самую престижную лондонскую студию Ларри бездарей приглашает?

— Ларри? — выгнул бровь Г. Дж.

— Ларри Пивз, — Дадли повернул толстую шею в сторону висящего на стене портрета. — Лучшая арт-студия, сливки общества. Мать одобряет, но не хочет, чтобы я в город переехал, — с досадой сказал он.

— Ларри. Ларри Пивз, — эхом повторил Гарри и, проследив за взглядом кузена, уставился на висящую на стене картину. — Это ему ты позировал? А книжка в руках зачем?

— Книжка? — Дадли бросил на дорогого родственника презрительно-сожалеющий взгляд. — Совсем ослеп, да? Это Библия. Символ духовности и благословения божьего. Той интеллигентности, которая тебе не снилась, будь ты хоть трижды директор издательства.

— Ты у нас большой интеллигент, — насмешливо отозвался Гарри. — Козёл деревенский, и рисовать сроду не умел. Бомонд, мать твою, — он расхохотался злым нервным смехом.

Дадли, красный, как отварной рак, вскочил с кресла, достаточно ретиво для своей комплекции.

— Скотина ты! — сердито сказал он, меча гневные молнии маленькими глазками. — Скотина злобная!

Гарри вдруг устыдился себя самого.

— Извини, — пробормотал он, разглядывая обиженное щекастое лицо кузена. — Я не хотел тебя оскорбить. Честно. Просто я... Просто у меня всё... — он откинулся на спинку дивана и закрыл лицо руками. — Мне надо побыть одному. У меня всё страшно плохо.

— Я это с порога понял, — буркнул Дадли.

— Не сердись, — прошептал Гарри.

— Да не сержусь, — шумно вздохнул кузен.

* * *

Сон не шел, несмотря на чудовищное количество выпитых таблеток. Гарри беспокойно вертелся на теткином диване, сминая простыни. Погруженную во тьму гостиную окутывал зловещий мрак. Свинообразный кузен-Наполеон на портрете, казалось, вот-вот выступит из рамы толстой ногой. Камин угрожающе разевал черную зияющую пасть, ажурная решетка поблескивала ощерившимися зубами. В саду меж деревьев тлели фонари, их бледный свет заползал в комнату, рисуя на обоях пугающие узоры, похожие на шевелящиеся руки с тонкими пальцами. За окном назойливо и тонко мяукал чей-то кот.

Чувствуя, что в ближайший час не заснет, Гарри выбрался из постели, накинул куртку поверх выданной теткой пижамы и вышел в на порог погруженного в сон дома.

Свежий воздух, холодный и хрустально чистый, приятно хлынул в легкие.

В саду, скованном ночным морозом, было тихо. По дорожке метнулась серая тень, оказавшаяся приблудным котом. Гарри вздрогнул от неожиданности, ощутив трущееся об ногу пушистое тельце.

— Ты чей? — пробормотал он, усаживаясь на ступеньки деревянного крыльца и осторожно трогая пальцами шерстку кота между ушами.

Кот тонко мяукнул, продолжая усиленно натирать головой ногу нового знакомца.

Гарри всмотрелся в серую мордочку с блестящими круглыми глазами.

— На Минерву похож, — пробормотал он, не замечая, что опять говорит вслух. — А я ей так и не позвонил. Может, она и вправду из-за меня...

Обнаглевший кот вспрыгнул на руки и завел мурлычущий моторчик.

— Я уволюсь после Рождества, — доверительно сообщил коту Г. Дж. — Когда выйдет книга и всё закончится. Сейчас уйти — нечестно будет. А потом... уеду куда-нибудь... — он с тоской всмотрелся в глубину затихшего ночного сада. Деревья, черные и мертвые, замерли, скованные холодом, всё застыло в молчаливых объятьях мрака, и только вокруг фонарей тонко мерцали снежинки, довершая картину печали.

— Ми-и, — пискнул кот.

— Барбара думает, я предатель, — Гарри задумчиво погладил выгибающуюся под рукой кошачью спинку. — Это... больно. Я никого не предавал и не собираюсь. И никогда не буду таким, как ОН. Без него двадцать пять лет жил, ну и дальше проживу. Правда, Минни?

Кот тщательно утаптывал лапками директорские колени, намереваясь прочно обосноваться на руках нового друга.

Внезапно ухо Г. Дж. уловило шум мотора. Звук нарастал, дорогу перед домом залило бледным светом автомобильных фар.

Серебристая машина прошуршала гравием мимо тетушкиной изгороди из бирючины, внезапно затормозила и с визгом сдала назад, остановившись аккурат перед почтовым ящиком Дурслей.

«Не может быть!» — дернулось сердце Г. Дж.

Фонари тетушкиного сада облили светом контуры знакомого Ниссана. В тишине спящей Прайвет-драйв щелкнул замок открывающейся автомобильной дверцы.

Гарри вскочил, сбросив с колен обиженно мяукнувшего кота.

Сердце подскочило к горлу и заколотилось часто и испуганно.

По садовой дорожке, усыпанной шуршащими камешками, почему-то прихрамывая, бежал ОН — Лжец, Предатель и Обманщик.

Заметив застывшего на крыльце Г. Дж, редактор бросился вперед, взметнув на повороте фонтан мелких камней.

— Господи, Liebling, — прохрипел голос Предателя. — Endlich!¹

Предатель и злодей налетел на Гарри горячим смерчем и сдавил в тисках объятий, едва не повалив на лестницу.

— Отцепись! — Гарри с трудом вырвался из жаркого кольца рук, толкнул злодея в грудь и отскочил, тяжело дыша. — Иди к черту, ты, ты!.. Уходи!

Северус замер, хватая ртом воздух и непонимающе глядя на разъяренного Г. Дж.

— Что, Liebling? Что такое?..