Шоссе Линкольна

Вулли оторвал взгляд от растений и хотел было поделиться с друзьями своим наблюдением, но обнаружил, что они ушли вперед без него и двигаются теперь к далекому костру.

— Подождите! Подождите меня! — крикнул он.

Вулли нагнал их в тот момент, когда Билли представлял профессора черному мужчине по имени Улисс. Они никогда не встречались, но знали друг о друге по рассказам Билли и руки жали с торжественной серьезностью и до завидного величественно.

— Прошу, — сказал Улисс, указав на шпалы у костра — совсем как профессор, когда тот указывал на диван и кресло у себя в кабинете.

Все сели, и на мгновение установилась тишина; трещал и вспыхивал костер, и Вулли показалось, что они с Билли и Дачесом — юные воины, на чью долю выпала честь стать свидетелями встречи двух вождей. Наконец Билли прервал молчание и попросил Улисса рассказать свою историю.

Улисс кивнул, повернулся к профессору и приступил к рассказу. Сначала рассказал, как он и женщина по имени Мейси, оба одинокие, как луна, встретились на танцах в Сент-Луисе, влюбились и слились в священном брачном союзе. Рассказал, как началась война и как Мейси не отпускала его от себя, а вокруг крепкие и годные к службе мужчины уходили на фронт, — и как усилилась ее хватка, когда свет материнства осветил ее изнутри. Рассказал, как, не послушав ее предупреждений, пошел на службу, сражался в Европе, вернулся несколько лет спустя и обнаружил, что, верная своему слову, она бесследно исчезла вместе с сыном. Наконец рассказал, как в тот день вернулся на станцию, сел на первый попавшийся поезд и с тех пор не сходил с путей. Вулли не слышал истории более печальной.

Какое-то время все молчали. Даже Дачес, всегда готовый ввернуть в чужой рассказ случай из своей жизни, ничего не говорил — почувствовал, наверное, как и Вулли, что у них на глазах разворачивается событие чрезвычайной значимости.

Несколько минут спустя Улисс продолжил — словно успел за эти несколько минут снова собраться с мыслями.

— Профессор, я придерживаюсь мнения, что ничто ценное в жизни не дается просто так. Любую ценность нужно заслужить, а что получишь просто так, всегда промотаешь. Я считаю, что уважение должно быть заслужено. Как и доверие. Как и любовь женщины и право называть себя мужчиной. Право на надежду тоже нужно заслужить. Одно время надежда била из меня ключом — она просто была, и все. Но я этим не дорожил и промотал ее, бросив жену и ребенка. Вот уже больше восьми лет я учусь жить без надежды, как жил Каин, войдя в землю Нод.

Жизнь без надежды, подумал Вулли, кивая головой и утирая слезы. Жизнь без надежды в земле Нод.

— Так было, пока я не встретил этого мальчика, — сказал Улисс.

Не отводя взгляда от профессора, Улисс положил руку на плечо Билли.

— Когда Билли сказал, что судьбой мне — нареченному Улиссом — уготовано вновь увидеться с женой и ребенком, внутри у меня что-то дрогнуло. И когда он прочел мне из вашей книги, это чувство стало сильнее. Настолько, что я осмелился подумать: возможно, после стольких лет одиноких скитаний я наконец заслужил право на надежду.

Услышав это, Вулли выпрямился. Днем он пытался донести до сестры, как противно бывает от утверждений, замаскированных под вопрос. Но сейчас, у костра, когда Улисс сказал профессору Абернэти: «Возможно, я наконец заслужил право на надежду», — это был вопрос, замаскированный под утверждение. И это показалось Вулли прекрасным.

Судя по всему, профессор Абернэти тоже это понял. Потому что, немного помолчав, он дал ответ. И, пока профессор говорил, Улисс слушал его с той же почтительностью, какую профессор проявил к нему.

— Мистер Улисс, жизнь моя была, в сущности, во многом не похожа на вашу. Я никогда не воевал. Не путешествовал по стране. Да что — последние тридцать лет я почти не покидал острова Манхэттен. А последние десять провел вон там.

И профессор показал на Эмпайр-стейт-билдинг.

— Я сидел в комнате в окружении книг и был далек от пения сверчков и криков чаек, от насилия и сострадания. Если вы правы — а я подозреваю, что вы правы — и мы должны заслужить то, что для нас ценно, чтобы не промотать всё попусту — тогда я, безусловно, не заслужил и промотал. Я прожил жизнь в прошедшем времени и от третьего лица. Так что позвольте начать с признания: я снимаю перед вами шляпу.

Профессор церемонно поклонился Улиссу.

— Итак, я в самом деле прожил жизнь на страницах книг, но по крайней мере могу сказать, что занимался этим не без усердия. Иными словами, мистер Улисс, прочел я немало. Я прочел тысячи книг — многие из них не по одному разу. Исторические хроники и романы, научные трактаты и тома поэзии. Страницу за страницей. И узнал, что человеческий опыт достаточно многообразен, чтобы все в городе размером с Нью-Йорк могли быть совершенно уверены: опыт каждого из них уникален. И это замечательно. Ведь чтобы дерзать, влюбляться, совершать ошибки — а это так часто случается, — но все же продолжать борьбу, нам так или иначе нужно верить: еще никто не проживал то же и так же, как мы сами.