— Ты же знаешь, первые сто тысяч были нужны на оплату лечения Пелагеи. Кстати, она постоянно о тебе вспоминает. Здорово будет, если Суворова решит найти сына! А сумма, которую я сегодня получила, — обычный платеж, как мы и договорились.
Павел неожиданно засмеялся.
— Ты патологическая врунья! Решила, что мало от меня имеешь, вот и придумала дорогостоящую больницу.
— Я не вру, старуха находится под медицинским наблюдением!
— Это правда, но у нее тяжелый инсульт, речь отсутствует. Ты, моя дорогая, ошибаешься: Пелагея не способна ни о ком спрашивать. Кстати, деньги ты себе отгрызла в последний раз. Не жди бешеных бабок, их не будет.
— С ума сошел!
— Хватит, я больше не собираюсь платить.
— Ладно, но уж тогда не удивляйся, если в «Желтухе» появится рассказ о Суворовой и ее сынке Быкине, который ловко превратился в Брыкина. Все потеряешь: и бизнес, и честное имя. Люди от тебя шарахаться будут!
— Отбоялся! Иди уже! И больше не являйся. Никогда.
— Значит, храбрый теперь?
— Да!
— Ладно. А что скажешь о Нинке? Она жива и способна соображать.
— Это кто еще такая?
— Забыл? Ну и ну! Нинка Косая из деревни Гоптево. Как тебе? Можно ведь и глубже копнуть. Вспомнить про Жанну и Алену Звереву. Говоришь, у девчонок аллергия случилась? Интересно.
— Уходи, — прошептал Павел, — пожалуйста!
— Навсегда?
— Нет, я пошутил. Следующий платеж будет как обычно.
— Вот и хорошо, — сказала шантажистка. — Не стоит нам ссориться. И с Верой ты нормально разобрался!
— Я ее не трогал, — чуть слышно ответил Брыкин, — я ее любил.
— Как Ксюшу, — уточнила незнакомка. — И как Жанну с Аленой!
Раздался шорох, потом тихий стук. Я сидела в шкафу, окаменев, как испуганная ящерица.
— Господи, за что? — вдруг отчетливо совсем рядом произнес Павел. — За что? За что? За что?
Наконец наступила тишина. Спустя минут пять я рискнула пошевелиться, потом осторожно высунулась в холл: никого! Вот вам мое везение — ну почему в самый неподходящий момент петли начали скрипеть, а сейчас не издали ни звука?
Глава 22
В десять утра я позвонила Нине Косарь, рассказала ей о последних событиях и попросила:
— Павел Брыкин был трижды женат. Будь добра, найди данные на всех его жен и выясни, отчего они скончались.
— Сейчас займусь, — откликнулась Нина. — А ты что будешь делать?
Я хотела ответить, но услышала в коридоре чьи-то осторожные шаги и живо сказала:
— Перезвоню через пару минут, — и пошла смотреть, кто там шастает.
Перво-наперво я заглянула в кухню и обозрела пустое пространство, потом, набравшись нахальства, засунула нос сначала в спальню к Исидору, а затем в комнату Павла. И математик, и бизнесмен мирно спали.
Я пошла к себе, закрыла дверь, взялась за телефон, и тут в глубине квартиры раздался глухой звук — словно кто-то уронил мешок с мукой. Я понеслась по коридору к библиотеке и, вбежав туда, заорала:
— Есть тут кто?
В дальнем углу комнаты зашевелилась какая-то тень.
Я схватила здоровенную напольную вазу и взвизгнула:
— Немедленно выходи! А то плохо будет!
— Простите, пожалуйста, я не хотел вас беспокоить… мне Исидор разрешил… — заскулил хрипловатый баритон. — Очень глупо вышло…
— Вы кто? — слегка успокоившись, спросила я.
— Григорий Селезнев, — прошелестела тень.
Я рухнула на диван.
— Фу! Что вы здесь делаете? Как попали в квартиру?
— Вошел.
— Хороший ответ! — рассердилась я. — Понятно, что не влетели в форточку! Кто вам открыл?
— Никто, — растерянно бубнил Селезнев, — дверь всегда не заперта.
— Неправда! Я вчера сама повернула ключ. Впрочем…
— Вы хотели что-то сказать? — забеспокоился Григорий.
Я помотала головой. Не следует сообщать заказчику о таинственной гостье, которая посещает Брыкина. Мне стала понятна ситуация: я-то старательно заперла двери, а вот Павел, выпроваживая незнакомку, как всегда, не побеспокоился ни о щеколде, ни о замке.
— Что вы здесь делаете? — повторила я.
Григорий показал мне букет в хрустальной вазе, стоявшей на журнальном столике.
— Цветы!
— Вижу, — кивнула я, — астры, весьма красивые.
— Исидор разрешил мне их принести.
— Вы захотели украсить библиотеку? — поразилась я.
— Да, — прошептал Селезнев. — Понимаете, человека принято хоронить на третий день, вроде именно тогда душа отделяется от тела и уходит к богу. Вообще-то, я материалист, не верю во всякие там астральные тела, понимаю, что смерть — это навсегда, возврата оттуда нет. Но когда трагически скончалась моя Клара… когда я остался без моей любимой жены… подумал… решил… вдруг и правда тот свет существует?
— Несомненно, ваша жена сейчас на небесах, и она счастлива, — с жаром сказала я, испытывая к Селезневу жалость.
— Полагаете? — неожиданно повеселел Григорий и начал теребить край широкой, сильно мятой футболки.
— Стопроцентно! — покривила я душой. — Сходите в любой книжный магазин и посмотрите литературу, посвященную жизни после смерти.
Григорий закивал.
— Непременно. И еще я подумал: моя любимая жена необыкновенная женщина, она понимает, как мне плохо, и если даже находится в ином мире, сумеет найти способ связаться со мной. Но мне пока не отдали тело, и я не могу упокоить Клару.