Широкое течение

— В Корее началась война, ребята. Вот дела-то ка¬

кие...

Володя подался к нему:

— Откуда вы узнали?

— Сейчас по радио сообщили. Лисынмановцы и аме¬

риканцы из Южной Кореи напали на Северную Корею.

Елизавета Дмитриевна изменилась в лице; она обняла

вдруг примолкнувшего сына й проговорила взволнованно:

— Мы тут играли, песни пели, пили вино... А в это

время где-то дети гибнут, горят дома, льется кровь,.. —

И еще сильнее прижав ребенка к груди, как бы заслоняя

его от опасности, громко, тревожно простонала:—Что

же это будет, Алеша? ..

— Тише, успокойся, — сказал Алексей Кузьмич.—

Борьба будет...

Антон был потрясен этой внезапной вестью. Он сидел

у сосны, явственно представляя себе далекие корейские

селения, объятые пламенем пожара. Он почти видел

скользящие зловещие тени самолетов, точно трауром по¬

крывшие землю, полные ужаса глаза детей, слышал раз¬

дирающее душу завывание пикировщиков, плач женщин

и мужественные лица защитников свободной Кореи.

Над вершинами деревьев неярко и стыдливо замерца¬

ли звезды, и Антон с ощутимой болью вспомнил эти же

звезды, только более крупные, горевшие в черном зимнем

небе, как голубые фонари. Это было в ночь под Новый

год. Он приехал из ремесленного училища домой на

праздник. В углу стояла елка, небогато, но любовно уб¬

ранная руками матери, на самых верхних веточках висе¬

ли три конфетки — для дочки и двух сыновей. Мать

только что зажгла свечки, когда соседская девочка пере¬

дала ей письмо. Это было извещение о гибели отца. Бу¬

мажка затрепетала в ее пальцах. Она прочитала первые

фразы: «...за освобождение Будапешта... с гитлеровскими

разбойниками... смертью героя...», и побледневшее лицо

ее осунулось, постарело, перекосилось судорогой, расши¬

ренные глаза как бы провалились вглубь от невыразимой

муки; открытым ртом беззвучно глотала она воздух

словно не в силах закричать, потом неверными шагами

подвинулась к Антону и, навалившись на его плечо, да¬

вясь слезами, вдруг заголосила отчаянно, истошно, со

щемящей тоской.

— Сироты! — стонала она, медленно вытягивая из

себя хватающие за душу слова. — Нет у вас больше от¬

ца... Сложил он свою головушку, закрылись его глазынь-

ки... Убили его! Убили. За что они его убили, изверги?..

Он был добрый человек, мухи не обидел...

Испуганно заплакали братишка и сестренка. Антона

тоже душили слезы, туго схватив его за горло. Может

быть, именно в этот миг он почувствовал себя повзро¬

слевшим, старшим в семье, хозяином, и держался, кре¬

пился, ласково гладил вздрагивающие от рыданий плечи

матери, точно унимая ее боль.

— Перестаньте реветь! — крикнул он на ребятишек.

Те примолкли, уткнулись в сарафан матери, захлебыва-

ясь слезами. Она судорожно теребила их головы и шеп¬

тала, словно в беспамятстве:

— Сиротинушки мои... Покинутые...

Посадив уже притихшую мать на лавку, рядом с ел¬

кой, Антон не выдержал и, не желая показывать своих

слез, выбежал на коыльцо, на обжигающий морозный

ветер, уткнулся лбом в столбик, подпиравший навес, и

заплакал, не разжимая зубов; потом, вскинув голову, он

взглянул на усыпанное звездами безучастное и беспри¬

ютное небо и понял, как трудно будет жить без отца в

этом огромном мире, и, стиснув кулаки, выдавил с лютой

недетской злобой:

— Эх, Гитлер!.. Сволочь!..

Война отняла у Антона самого родного человека. Он

рос и учился без отца, добрые люди помогли встать на

ноги, обучили трудной, но почетной профессии, перед ним

открывался широкий и ясный путь в жизнь. И вот над

его счастьем, над его любовью, над мечтой, над этим вот

объятым тишиной и прохладой миром, над самой жизнью

нависла угроза новой войны.

Из темноты леса пахнуло на него холодом, кинжаль¬

ным блеском сверкнул над лесом лунный свет... Подошла

Таня, бесшумно села рядом и обхватила колени руками,

сжалась.

— Этот очаг войны необходимо затушить в самом на¬

чале, не дав ему распространиться по всей земле, — ска¬

зал Алексей Кузьмич. — Это в наших силах...

В ответ на это Антон подался к Фирсонову и глухо,

но отчетливо проговорил:

— Как странно все получается: работаешь, учишься,

намечаешь планы — кончить десятилетку, институт...

Жизнь только начинается. А тут война... Что делать,

Алексей Кузьмич? — Он смотрел в лицо парторга и ждал

ответа.

Алексей Кузьмич сказал просто и решительно:

— Что делать? Работать. Враги страшатся не только

нашего оружия, но еще больше, пожалуй, нашего труда.

Запомни это... Как же нам надо трудиться, если в нем,

в труде-то, заключается вся наша сила?.. — Помолчав

немного, он прибавил: — Пусть это будет и ответом тебе

на наш разговор сегодня утром на пруду.

Возвращались домой затемно. Антон шагал молча и

угрюмо, ощущая в себе еще неясную, неосознанную, но

настоятельную потребность каких-то решительных дейст¬

вий.

7

Придя в цех, как и обещал, задолго до начала ве¬

черней смены, Антон поднялся в партбюро и, постучав,

вошел к секретарю. В комнате находилось несколько

партгруппоргов. Фирсонов отсчитывал и раздавал каж¬

дому белые разграфленные листы. Он сидел за столом

так, будто присел на секунду и не мог оторваться, и от

этого весь его вид выражал нетерпение, озабоченность,

лицо с затвердевшими чертами казалось осунувшимся,