— То есть ты хочешь сказать, что Анита и Аврора мертвы, а он будет разгуливать на свободе, да еще и получит страховку за сгоревший дом?
— Ты же сам понимаешь, Руе. Дверь была открыта, и теоретически любой человек мог войти в дом. Был это поджог или нет, установить сложно — у погибших разные причины смерти и совершенно непохожие травмы. Основная версия — у нас два разных убийцы.
— Вы подтвердили алиби Бирка? Что он был в кафе, совершенно один, и случайно забыл мобильный дома? Что-то это не похоже на правду…
Сверре кивнул.
— Я с тобой полностью согласен, Руе, но это ничего не доказывает. В кафе было много народу. К тому же не забывай, что даже если кто-то и видел, как Бирк выходит из дома прямо перед пожаром, это совершенно не значит, что он убийца. Нужны улики. Половина дома сгорела, работать почти не с чем. Разумеется, мы продолжим расследование, но у нас нет веских доказательств.
— Значит, вы плохо искали!
Перед глазами заплясали черные кружки, в тот же миг ноги обмякли, и я повалился на пол. Сверре бросился ко мне и схватил меня за руку. Я отмахнулся от него. Лег на пол возле дивана, подтянулся на руках.
— Мы никогда не позволили бы тебе или Ингрид проходить через судебное разбирательство, на котором Бирка освободили бы, надеюсь, ты это понимаешь, — сказал Сверре. — Я думаю, ты также понимаешь, что у него нет особых мотивов. Ну, то есть для того, чтобы убить Аниту, есть, но зачем вредить собственной дочери? Только вот мне кажется, что тебе не стоит в это вмешиваться. Тебе есть с кем поговорить?
Мариам
Мне разрешили воспользоваться телефоном в обувном магазине в Моа. Я отошла немного в сторону, чтобы девушка на кассе не слышала, о чем я говорю. Я позвонила Патрику по номеру, который дала мне женщина, называющая себя моей матерью. Она много месяцев не общалась со своим сыном, не пыталась связаться с ним, просто время от времени набирала этот номер, хотя он и не отвечал. То есть оставалась такой же равнодушной, как и всегда. Ей было все равно, провалился ли он под землю, утонул или убит. Она и не узнала бы. Я дожидаюсь ответа автоответчика и набираю номер заново. Снова автоответчик. Я не хочу оставлять сообщение, мне слишком трудно заставить себя говорить. Попрошу Ингвара позвонить.
Чувствую, что на меня кто-то смотрит, но решаю не обращать внимания. Прохожу мимо полок с кроссовками и туфлями на высоченных шпильках и думаю. А что, если ключ забрал не Патрик и не Эгиль, а кто-то другой из тех, кто был на вечеринке? Я даже не знаю, сколько там было человек в тот вечер; в принципе, это мог сделать кто угодно. Скрытый враг или кто-то, кого я считала другом. И в этот момент меня пронзает мысль, прежде мне в голову не приходившая: чуть раньше в тот день, когда я принимала душ, в ванную заходила Анита. Тогда мы еще не были с ней знакомы, но разве она не могла забрать ключ? Может, Эгиль рассказал ей о нем и уговорил зайти и забрать его? В таком случае, она долго это скрывала. От одной мысли о том, что позволила себя обдурить, я покрываюсь мурашками. Но ведь в этом нет никакого смысла. Анита мертва. Это не она подсунула ключ в шкатулку Ибен.
Краем глаза я замечаю какого-то человека, который стоит возле магазина и заглядывает внутрь. Оборачиваюсь — я почти уверена, что за мной следят, — но мужчина уже уходит. Мои нервы на пределе, что так мне ничего не стоит разволноваться. Нужно вернуться, попросить Ингвара набрать номер и дождаться, ответит ли Патрик.
Я возвращаю телефон кассиру. Иду по торговому центру к выходу — и снова покрываюсь мурашками. За мной действительно следят. Это мужчина. Темные волосы, черная борода, серая рубашка с подвернутыми рукавами, волосатые руки. Он крупный, выглядывающие из рукавов руки большие и мускулистые. Я видела его много лет назад, дважды, мельком, но хорошо знаю, кто он такой. Я знаю его по рисунку, сделанному с натуры. А он — меня. Мне хочется отвернуться и уйти, надеясь, что он не пойдет за мной. Но ведь он ничего не сможет сделать мне здесь, среди людей. К тому же мне действительно нужно с ним поговорить.
Я останавливаюсь и киваю ему, ровно один кивок. Вижу, что он движется ко мне, руки зажаты в кулаки. Останавливается именно тогда, когда мне начинает казаться, что он пройдет сквозь меня. Он высокий и крупный, в черной бороде проглядывает проседь. Может, это он заходил к моей так называемой матери и искал меня.
— Ты Бирк, — говорю я. — Парень Аниты Крогсвеен.
Бирк тяжело дышит.
— Я Мариам, — говорю я. — И обычно в гляделки выигрываю я.
Руе