Шепот питона

Вцепившись в подлокотник дивана, поднялся, сел. Мне пришлось взять себя руками за колени, чтобы поставить ноги на место. Лицо Ингрид было таким же бледным, как в тот день, когда пятилетняя Анита угодила в больницу, только черты его заострились еще больше. Ее муж, конечно, остался в машине — этот трус всегда держался на расстоянии, когда происходило что-то серьезное. Например, когда транспортная компания выносила мебель Ингрид из некогда нашего с ней общего дома. Не говоря уж о тех моментах, когда нам нужно было встретиться, чтобы обсудить что-то связанное с Анитой. Он оставался в машине, или сидел в соседней комнате, или вообще находился где-то в другом месте. Все его соображения по поводу Аниты мне передавали либо она сама, либо бывшая жена. Он никогда не поддерживал Ингрид, не обнимал ее. Был просто тенью. И ради этого парня она меня бросила… Видимо, в те времена дела наши были совсем плохи, намного хуже, чем я себе представлял.

— Мне нужно туда, — сказал Бирк, показав на коридор. — Они хотят со мной поговорить.

Он ушел. Ингрид закрыла лицо руками и громко зарыдала.

— Я не понимаю… Я просто не понимаю…

Чаще всего родственники — и жертв насилия, и самоубийц, и преступников — говорят именно эту фразу: «Я не понимаю». Это обычная реакция. Люди не могут соотнести трагедию с тем портретом члена их семьи, который есть у них в голове, — светлого, живого, здорового человека. До сегодняшнего дня я понимал все это лишь теоретически. Я ощутил что-то подобное, когда умерли мои родители, но все же не совсем то. Я вообще ничего не понимал. Я хорошо представлял себе, как именно выглядит труп женщины в только что сгоревшем доме. Но не мог включить в этот сценарий свою дочь. Не говоря уж об Авроре. Девочка сгорела вместе с матерью. Я не понимаю, как такое могло произойти…

— По телефону она говорила с таким отчаянием в голосе, — сказал я. — Как только я ее услышал, то сразу же понял: что-то случилось. Но ведь не сходится. Если бы произошел пожар, она позвонила бы пожарным, выбралась бы из дома…

— Зачем она позвонила тебе? — спросила Ингрид. — Почему не мне? Я не понимаю.

Я вздохнул, пытаясь отогнать мысли о том, каково это — вдыхать едкий плотный дым.

— Кто-то желал ей зла? — спросил я. — Ты знаешь? Кто-то мог желать ей зла?

Ингрид уставилась на меня.

— Ты хочешь сказать, что ее убили? — Она снова зарыдала. — Нет, Руе. У меня нет сил с тобой говорить. Ты, черт возьми…

Перед глазами у меня тут же возникла одна из наших последних семейных ссор. «Тебя интересуют только наркоманы и угонщики машин, а до меня и дочери тебе дела нет, — сказала тогда она. — Ты уделял бы нам гораздо больше внимания, если б нас убили, — тогда первым примчался бы на место преступления». После чего махнула рукой и сбила со стола вазу. Та прокатилась по паркету и остановилась возле двери. Водой залило всю комнату, и нам пришлось прервать ссору, чтобы вытереть пол.

— Ведь не ты займешься этим расследованием, — проговорила Ингрид. — Твои коллеги пока не задавали мне никаких вопросов.

— Они их зададут, — сказал я. — Может быть, это и не убийство, но вопросы зададут в любом случае. Понимаешь?

— Ты думаешь, ее убили?

Я покачал головой.

— Я ничего не думаю. Просто спрашиваю. Есть что-то, о чем мне нужно знать?

Ингрид вытерла рукавом свитера слезы.

— Анита приходила ко мне несколько дней назад с младенцем на руках. Она хотела бросить Бирка. Сказала, что влюбилась, что встретила другого мужчину. Обвиняла Бирка во всяких гнусностях. Я настоятельно попросила ее хорошо подумать. У них с Бирком были прекрасные отношения, он с нее пылинки сдувал.

Мне стало больно от того, что Малышка получила такой ответ от своей матери. Я пожелал бы ей счастливого пути. Бирк не стоил носка с ее ноги. Я ни на секунду не поверил, что, позволив ей стать матерью, которая сидит дома с ребенком и творит в мастерской в его доме, он хотел поддержать ее. Я видел его насквозь. Он жаждал, чтобы она материально зависела от него.

— Она сказала, как его зовут? — спросил я. — Ее нового парня.

Ингрид покачала головой. Я посмотрел в окно. Оттуда было видно море, где мы купались, когда она была маленькой.

— А Бирк знал о ее новом возлюбленном? — поинтересовался я.

Ингрид пристально посмотрела на меня. Прошло несколько секунд, прежде чем она осознала, о чем я ее спросил. Глаза ее округлились. Лицо, до этого грустное и потерянное, исказила ярость.

— Знаешь что, Руе… Ты перегибаешь палку.

Мариам

Олесунн

Среда, 23 августа 2017 года

Я въезжаю на парковку возле белого панельного многоэтажного дома с зелеными балконами, похожего на здания в Восточной Европе. Впиваюсь пальцами в руль, настраиваясь на то, чтобы выйти из машины. Я надеялась, что он все еще живет здесь, — но при этом боялась нового прыжка в неизвестность. Прислоняюсь лбом к рулю и дышу, отгоняя нахлынувшие воспоминания. Именно поэтому я решила уехать от всего этого. Чтобы никогда больше его не видеть.