Эгиль наградил меня широкой белоснежной улыбкой.
— Серьезнее я еще не бывал, — сказал он, — я об этом с детства мечтаю. Этот ушлепок еще раскается во всем, что наворотил. Давай со мной?
Я молча смотрела на него.
— Соглашайся! Ну давай же, бабла срубим охрененно! I was a poor nigga, now I’m a rich nigga[9]. Сечешь? Это же охренеть как круто!
— Ты, похоже, и правда охренел, Эгиль.
— Почему ты теперь такая зануда?
— Ты поэтому сюда приперся?
Он вздохнул.
— Вообще-то Ингвар тоже не прочь, но его я задействовать не хочу. Он теперь все время обдолбанный ходит. И еще бухать начал, а это хуже всего. Из-за эпилепсии его теперь и оставлять-то одного страшно, как он напьется. Дэвид говорит, с ним связываться глупо, и тут я согласен.
— Ты чего, теперь с Дэвидом Лорентсеном тусишь?
— А почему бы и нет?
— Значит, помощники для ограбления папаши у тебя уже есть, а ты просто хочешь утянуть за собой в тюрягу побольше народа?
— Утянуть к богатству, ты это хотела сказать?.. Ну что, ты со мной?
Я покачала головой.
— Меня задействовать тоже не выйдет.
Мемуары рептилииПереползая через ее спящее тело, я вспоминал, как в детстве преодолевал преграду в виде материнской спины. Мне казалось, что на другой стороне меня ждет целый мир. Я переполз по ногам на живот. От крошечных капель пота ее кожа была соленой. Добыча без шерсти вкуснее всего. Языку ничто не мешает добраться до кожи, а тепло ощущается острее. Однако она в жертвы не годилась — чересчур крупная, а я по сравнению с ней маленький. Сколько бы ни пытался вытянуть свое бедное тело, я едва дотягивался ей до икр.
Во сне ее лицо помертвело. Лишь дыхание и тепло свидетельствовали о том, что она жива. Я подобрался к ее уху, тесно прижался и дотронулся языком до тонкой мочки уха, горькой от ушной серы. Отдернул язычок и, полежав неподвижно, открыл рот. И тихо зашептал.
Я нашептывал те несколько слов, которые выучил, слушая людей. Я шептал «еда» и «охота». И еще одно слово. «Добыча». Слова мне нравились, однако звук был тихий, и мое собственное ухо его не улавливало. Тем не менее я знал, что способен издавать звуки, потому что ее ухо подрагивало. Мышцы на лице слегка подергиваются. Дыхание сбивается. На коже появляются мурашки.
Днем я выжидал. Не выспавшись, она делалась нервной. А потом старалась держаться подальше от других людей, ближе ко мне. Запиралась в комнате и предавалась своим одиноким развлечениям. И открывала рот, словно собираясь шипеть, хотя ни недруга, ни друга рядом не было.
Спустя несколько дней начиналась следующая фаза. Женщина просыпалась по ночам и смотрела на меня. Она шипела что-то мне в ответ. И тогда я понимал, что осталось недолго. Вскоре я обовьюсь вокруг сочного зверька. Зверька либо слишком маленького, чтобы сбежать, либо прирученного людьми. Такую добычу поймать несложно, но когда их сдавливаешь, они пульсируют, да и на вкус мясо и кровь у них свежие.