Шеф-повар Александр Красовский 3

Ближе к восьми вечера я зашел в первую попавшуюся гостиницу и устроился на ночлег. С интересом при этом разглядывал физиономию портье, недоуменно вертевшего в руках мой паспорт. Видимо, гости из Советского Союза здесь бывали редко.

Ресторана при гостинице не было, но на другой стороне улицы имелось кафе, где я с удовольствием поужинал. Вернувшись в гостиницу, сходил в душ и улегся спать.

Утром проснулся как обычно в районе семи часов, после небольшой разминки, сделал все утренние процедуры и отправился в тоже кафе позавтракать.

Через час, заходя в миграционное управление, невольно вспомнил, как в прошлой жизни заходил сюда с адвокатом после побега из посольства в Финляндии. Сейчас же волнения практически не было. Все мои документы в порядке и приехал я в страну в полном соответствии с законодательством.

Немалую роль в беседе с пожилым чиновником сыграл мой беглый шведский язык. Вид на жительство на полгода у меня уже имелся, но мне надо было получить разрешение на работу. Заявление у меня было принято без особых проблем, на что я и рассчитывал. Времени оставалось навалом, поэтому я решил сделать еще одно дело. Зайдя в ближайшее почтовое отделение, написал длинное, подробное письмо Ритте Пеккарайнен. В письме объяснил, кто я такой, как попал в Швецию, передал привет от отца, на конверте указал обратный адрес тестя. Другого все равно не было.

И снова я бродил по городу. Проголодавшись, зашел в закусочную, где купил кофе и бутерброды. Слыша вокруг шведскую речь, в какой-то момент испытал чувство дежа вю. Мне казалось, что все это уже было, еще мгновение, и я прорвусь в тот прошлый мир. Но миг прошел, и дежа вю испарилось без следа.

Я стоял за высоким столиком и бессмысленно глядел на недоеденный бутерброд.

— Ничего, прорвемся, — сказал сам себе и отхлебнул глоток кофе. Даже здесь в забегаловке у автовокзала кофе был лучше, чем совсем недавно я пил в петрозаводском ресторане.

Выйдя на улицу, купил у газетного развала свежую газету, и отправился на ближайшую скамейку, знакомится с прессой.

Несмотря на вторую половину сентября, денек в Стокгольме был погожий, с моря дул теплый ветерок.

— В Умео точно будет холодней, все-таки на двести пятьдесят километров северней Петрозаводска, хотя и на берегу Ботнического залива, — подумалось мне.

Так в чтении и наблюдении за окружающим незаметно прошло время. Без пяти минут шесть к перрону подошел рейсовый автобус и пассажиры, выстроившись аккуратной очередью, начали подниматься в распахнутую дверь. Я закинул рюкзак в открытое водителем багажное отделение и тоже занял свое место. Если ничего не случится за время поездки, в два часа ночи приедем в Умео.

— Ночью, наверно будет прохладно, — подумал я озабоченно. — Придется куртку из рюкзака доставать.

С этой мыслью, закрыл глаза и задремал.

Просыпался пару раз, когда автобус останавливался выпустить пассажиров и даже один раз сбегал в туалет. Увы, белые ночи уже давно закончились, так, что разглядывать вдоль шоссе было нечего. Чем дальше мы уезжали от столицы, тем реже впереди появлялись огни поселений.

В Умео мы прибыли точно по расписанию. Два десятка человек вышли из автобуса на освещенную площадку и начали доставать свои вещи. Наконец дошла очередь и до меня. Действительно ночью заметно похолодало, поэтому я надел куртку и, закинув за плечи рюкзак, пешком направился в по нужному адресу. В прошлой жизни мне не раз приходилось бывать в Умео по делам фирмы, и я неплохо в нём ориентировался. Тем более что до дома мэра не было даже километра.

Пока шел по пустынным улицам не встретил ни одного человека, хотя, кое-где в окнах уже горел свет, видимо, кому-то не спалось.

В старом кирпичном доме на четыре квартиры, в полутьме я не сразу разобрался с нужной дверью, и затем некоторое время стоял в размышлении, крутить ли рычажок дверного звонка, или дождаться утра. Однако на моих часах стрелки показывали всего половину третьего, мерзнуть на улице не хотелось, и я осторожно крутанул рычажок. Долгое время за дверью царило молчание, затем, когда уже собрался позвонить второй раз, там что-то загромыхало, и дверь открылась. Из дверного проема на меня мрачно глядела заспанная физиономия Маркуса Эрикссона.

— Ааа, это ты? — удовлетворенным шепотом сказал он. — Проходи, раздевайся, только тихо, Эмели недавно улеглась. Который день тебя караулит.

Вроде бы мы особо не шумели, но стоило мне повесить куртку на вешалку, как из своей комнаты выглянула Эмели, а затем, поняв, кто приехал, с радостным визгом выскочила оттуда и повисла у меня на шее.

Я придержал её за талию, в то время как Маркус странным взглядом рассматривал наши обнимашки.

А я, только обнимая девушку понял, как соскучился по ней, по её запаху волос и кожи, её такому знакомому сейчас голосу.

— Алекс! Я тебя так ждала, так ждала! — затараторила жена. — Мне так без тебя было плохо.

Маркус стоял и слушал эти признания с непроницаемым лицом, но я буквально кожей чувствовал его ревность, ревность отца, у которого отбирают дочь.

— Ну, все, милая, все, — погладил я Эмели по спине и, поцеловав, поставил на пол.