Мой рассказ явно вызвал большие сомнения у слушателей, но так, как живое доказательство сидело напротив них, пришлось им верить, а куда деться?
— Послушай, Александр, я наверно знаю твоего отца, — неожиданно заметил Лайне. — На Карельском фронте, у нас в подразделении в сорок четвертом году появился молоденький младлей, Володя Красовский. Правда, и месяца не прослужил, получил ранение и попал в госпиталь. Больше мы с ним не виделись. А потом его встретил уже после войны здесь, в Петрозаводске, он, тогда служил в милиции.
Я улыбнулся.
— Да уж, тесен мир, куда ни попадешь, везде действует правило шести рукопожатий.
— Это, как? — заинтересовались собеседники.
— Очень просто, — ответил я. — Допустим, вы, Николай Григорьевич, поздоровались сегодня с Иваном Ильичем Сенькиным, Тот вечером поздоровался с Леонидом Ильичем Брежневым, ну, а тот на следующий день поздоровался с Ричардом Никсоном. Видите, получилось даже меньше шести рукопожатий. Между вами Николай Григорьевич и президентом США всего два человека. По этой теории даже для папуаса из Новой Гвинеи и, к примеру, меня, не может быть больше шести рукопожатий.
Мои объяснения вызвали оживление в кабинете. Присутствующие стали прикидывать, с кем бы могли таким образом поздороваться, и были удивлены открывающимися перспективами.
Атмосфера у нас стала менее официальная, и тут Лайне признался:
— Знаете Александр, когда решался вопрос о вашем приеме на работу, в Госкомитете по радио и телевиденью, шли немалые дебаты. Сами понимаете, кандидатуры у нас имелись в избытке. Но вам повезло, потому, что некоторые товарищи увлеклись выяснением отношений, поэтому и выбрали человека со стороны, которого до этого никто знать не знал.
Мои собеседники обменялись понимающими улыбками. И тут заговорил Паули Ринне.
— Я могу только пожалеть, что Саша уезжает в Швецию, а мог бы начать у нас карьеру актера.
А мне кажется, — прервал его Лайне, — что наш молодой друг недурственно владеет слогом, и мог бы попробовать написать небольшую заметку, или очерк на финском языке. У нас не так много авторов, пишущих на национальных языках, поэтому если он решится на такой подвиг, мы в редакционном совете внимательно обсудим его опус и если в нем не найдем много огрехов, с удовольствием напечатаем в очередном выпуске журнала Пуналиппу.
Если что-то из этого получится, в дальнейшем, мы могли бы печатать ваши заметки о жизни в Швеции. Думаю, читателям нашего журнала это было бы интересно.
— Однако! — мысленно воскликнул я. — Молодец, главный редактор, на ровном месте иностранного корреспондента нашел. С другой стороны, можно и попробовать, с визой пока молчание, так, что время есть, а опус я сочиню без проблем.
— Николай Григорьевич, — уже вслух спросил я. — А как у вас дела обстоят с пишущими машинками с финским алфавитом. А то у нас в редакции новостей всего одна на нашу шатию братию, мне её так просто никто не доверит.
Ну, — замялся редактор. — Если вы всерьез решились взяться за перо, то приходите, думаю, мы вам найдем опытную машинистку, для перепечатки вашего текста.
Так, что домой, я возвращался с мыслью, что сегодня же сяду за письменный стол и начну писать опус о том, как в лучшую сторону изменилась жизнь карел вепсов и финнов за годы Советской власти. И пусть попробует редколлегия журнала зарубить такой материал.
Почему-то идея, высказанная Николаем Лайне, сразу нашла отклик в моей душе. Поэтому по приходу домой, я быстро перекусил и уселся за письменный стол. Стопка бумаги, оставшаяся от маминых отчетов пришлась как нельзя кстати.
Павел вернулся домой ближе к часу ночи. Когда открылась дверь, я только бросил взгляд на часы и продолжил писать.
— Ты, что не спишь? — удивился брат, заглянув ко мне. — Какие-то бумаги строчишь.
Подойдя к столу, он поднял с пола смятый листок и, развернув его, попытался прочитать.
— Ну, ты даешь! Тебе, что, мало разговоров на работе, теперь еще и вирши по-фински складываешь.
— Иди, иди, не мешай, я статью в журнал пишу, — ответил ему, комкая еще один зачирканный листок. Как я жалел в этот момент, что у меня нет под рукой компьютера, с которым можно было работать совсем на ином уровне. Но, увы, компьютера еще долго не будет, так, что придется привыкать работать с тем, что есть.
— Саш, я уже устал удивляться твоим закидонам, — сообщил Пашка, вновь сминая листок. — С какого бодуна ты решил писателем заделаться, или отъезд Эмели так на тебя повлиял?
— Завтра расскажу, иди, не сбивай меня с мысли.
— Ладно, работай, пейсатель, — обиженно сообщил брательник и отправился на кухню.
Откуда сразу же оттуда прилетел удивленный вопль.
— Сашкец, почему ужин не приготовил?
— В холодильнике лежат колбаса, яйца, достань и приготовь, — сообщил я и снова залип в своем сочинении.
Как ни удивительно свой первый рассказ я сочинил за два дня, вернее за две ночи, днем приходилось работать.
Помня, что наглость второе счастье, в редакции журнала я прошел сразу в приемную. А секретарше заявил, что редактор меня приглашал на сегодня. Та, даже не подумала сомневаться и махнула рукой в сторону дверей.