— Хм, по-простому здесь у них — подумал я и, на всякий случай, постучав, зашел в кабинет.
— Добрый день, Николай Григорьевич, — сразу поздоровался я.
— Добрый, добрый, Александр Владимирович, решил все-таки зайти, наверно, хочешь посоветоваться о теме своего рассказа? — без особых эмоций на мое вторжение спокойно спросил Лайне.
— Что-то у Ринне в гостях он был разговорчивей, — подумал я. — Хотя спиртным вроде бы тогда не пахло. А сейчас типичный карел карелом.
— Нет, Николай Григорьевич, зашел показать вам рукопись. Вы же сами приглашали к себе.
— Уел, — добродушно усмехнулся тот. — Действительно было такое. Ну, давай, я для начала сам гляну, стоит ли это творение отдавать машинистке.
Надев очки, он начал вчитываться в мои неразборчивые строчки. Закончив с первым листом, одобрительно хмыкнул и продолжил чтение.
Прочитав всю пачку листов, положил её на стол и повернулся ко мне.
— Для первого раза очень неплохо, конечно, сразу видно, что написано дилетантом, но от души. И с орфографией вполне норма. А ты оказывается хитер, бродяга, знаешь какие темы надо поднимать! Договариваемся так, я отдаю твою работу машинистке, она перепечатает в нескольких копиях. А потом займемся правкой. На этом, — Лайне потряс пачкой листов, исписанных и перечирканных с обеих сторон. — Уже ничего не исправить. И пойдет, наверно, твой рассказ в сентябрьский номер журнала. Ты еще здесь будешь, или уже к жене под бочок отправишься.
— Понятия не имею, Николай Григорьевич, шведы ни мычат, ни телятся, так, что ждём.
Отвечая так, я слегка присочинил.
Мне уже было известно, что въездную визу я получил. Оставалось только съездить за ней в шведское консульство. Но выездной визы у меня еще не было, и зависела она от работников известного комитета. А те набросились на меня, как стая голодных волков. За последний месяц трудно сосчитать сколько раз пришлось появляться на конспиративной квартире, где мне читали лекции, как я должен действовать за границей. Интересно, что, как и в прошлой жизни, КГБ ничего не подозревало о моих родственниках в Финляндии, хотя удивительного в этом ничего не было. Отец вообще считал, что его тетка умерла во время войны, и никогда её не упоминал в анкетах.
Вообще, слушая лекции специалистов комитета, никогда не бывавших в стране, о которой рассказывали, я иногда с трудом удерживался от смеха. Но надо было выслушивать всю эту галиматью с серьезным видом.
Оставив свое творение в редакции, я как раз и отправился на очередное свидание с куратором.
— Добрый день, товарищ лейтенант, приветствовал я Женю Ильина.
— Не лейтенант, а старший лейтенант, — сразу поправил меня Ильин.
— Прошу прощения, — извинился я. — Не разглядел лишней звездочки на погонах.
Ильин, как обычно, был в гражданке, и я думал, что он разозлится на мою подколку. Но, к моему удивлению, он засмеялся, видимо, долго ждал заветного повышения в звании и теперь был вне себя от счастья…
— Ладно, сегодня мне с тобой на посторонние темы разговаривать некогда.
Держи методичку и журнал, — все еще смеясь, сообщил он и сунул мне в руки толстую тетрадь с инвентарным номером и амбарную книгу с надписью «Журнал выдачи методического указания № 2К»
— Распишись, что получил, — продолжил он, раскрывая журнал, где на новой странице уже была поставлена дата и моя фамилия с инициалами.
После того, как я расписался, он убрал журнал в сейф, и сказал:
— В общем, сиди, читай методичку, как прочитаешь, оставишь на столе и свободен. На всякий случай предупреждаю, выносить документы строго запрещено.
Я насмешливо подумал:
— Ага, так мне ваша бабуля и даст что-то вынести. Старая чекистка, скорее меня пристрелит.
Очень хотелось спросить, долго ли комитетчики будут измываться надо мной, но все же решил не будить лихо.
Несмотря на все препоны, время шло неумолимо. Я в очередной раз съездил в шведское консульство и получил, наконец, долгожданный штамп в паспорт.
Надо сказать, сборы мои затянулись, пошла уже вторая половина сентября, когда я был готов к отъезду. С работы уволился, отвальную не зажал. Так, что там все остались довольны. Апостили всех своих документов от свидетельства рождения, до справки об окончании первого курса угро-финского факультета Петрозаводского госуниверситета я сделал. И даже взял с собой свежий номер журнала «Пуналиппу», где был напечатан мой первый за все жизни рассказ.
Как ни странно, мои пожитки уместились в туристическом рюкзаке. Конечно, если бы послушал маман, то пришлось бы тащить с собой еще два чемодана тряпок, но какой в этом смысл?
Выездную визу КГБ не зажилило. Правда, при получении пришлось вытерпеть еще наставления сотрудника прочитавшего лекцию о поведении гражданина Советского Союза за рубежом, делал он это на полном серьёзе, видимо, не был в курсе моих отношений с его ведомством.
Восемнадцатого сентября 1973 года я попрощался с братом, обнял маму, пожал руку Гончарову и еще раз напомнил ему, чтобы он убрал подальше мой военный билет, единственный документ, который пришлось оставить дома.