Щегол

– Эй, – сказал кто-то, хватая меня за руку, когда я был уже в двух шагах от Хоби. Оказалось – Платт, в бархатном зеленом пиджаке, от которого несло нафталином, уже весь взъерошенный, на нервах и поднабравшийся. – У вас двоих, значит, нормально все?

– Что?

– Вы с Ките все разрулили?

Я толком не знал, что ему ответить. Мы постояли с ним молча, потом он заткнул прядку седовато-серых волос за ухо. Лицо у него разрумянилось, поплыло от слишком рано его догнавшего среднего возраста, и я уже не в первый раз подумал, что Платт, отказавшись взрослеть, растерял и всю свою свободу, что, проболтавшись так долго без дела, он до последней крошечки растратил все преимущества, доставшиеся ему с рождения, и что теперь он так и будет вечно на всех вечеринках топтаться по углам, зажав в руке бокал джина с лаймом, а его младший братишка Тодди, который еще и колледж не окончил, уже вон стоит, общается с президентом колледжа из Лиги Плюща, финансистом-миллиардером и издателем очень важного журнала.

Платт все глядел на меня.

– Слушай, – сказал он, – понимаю, это не мое дело, что у вас там с Ките…

Я пожал плечами.

– Том ее не любит, – порывисто начал он. – Да Китси крупно повезло, когда ты появился, и она сама это знает. Ну, то есть как он с ней обращается, например! Она ведь, знаешь, с ним была на тех выходных, когда погиб Энди. Вот по какой чертовски важной причине она отправила Энди пасти папочку, хотя Энди с папой никогда не справлялся, вот почему она сама не поехала. Том, Том, Том. Один сплошной Том. И ну да, конечно, когда он с ней, то у них там “вечная любовь”, она его “единственная на свете”, ну или она так говорит, но уж поверь мне, у нее за спиной он совсем по-другому выражается. Потому что, – он разгорячился, запнулся, – как он ее за нос водил, вечно деньги клянчил, таскался по девкам, а ей врал – глядеть было тошно, и мне, и маме с папой. Потому что, по сути-то, она для него – продуктовая карточка. Так он к ней относится. Но – уж не знаю почему – она по нему с ума сходила. У нее просто крышу сносило.

– И до сих пор, похоже, сносит.

Платт поморщился.

– Ой, да брось. Замуж-то она за тебя выходит.

– Ну, Кейбл-то не из тех, кто женится.

– Гм, – он щедро отхлебнул из бокала, – мне заранее жаль девушку, на которой Том женится. Ките, конечно, может поддаться порыву, но она не дура.

– Да уж.

Китси была совсем не дура. Не только устроила брак, который порадует мамочку, но еще и спит с человеком, которого по-настоящему любит.

– У них никогда б ничего не вышло. Как мама сказала: “Это просто наваждение”. “Мираж”.

– Она мне сказала, что любит его.

– Ну, девчонкам всегда нравятся мудаки, – сказал Платт, даже не став со мной спорить. – Сам, что ли, не знаешь?

Нет, угрюмо подумал я, это неправда. Почему тогда Пиппа меня не любит?

– Слушай, приятель, тебе выпить бы не мешало. И мне вообще-то, – он заглотил остатки джина, – тоже.

– Слушай, мне тут надо переговорить кое с кем. И, кстати, твоей матери, – я обернулся, ткнул пальцем в ту сторону, где я усадил миссис Барбур, – тоже не помешало бы выпить, да и съесть чего-нибудь.

– Мама! – сказал Платт так, будто я только что ему напомнил, что он забыл на плите чайник, и заторопился к ней.

33

– Хоби!

Он чуть ли не вздрогнул, когда я ухватил его за рукав, резко обернулся.

– Все хорошо? – тотчас же спросил он.

Мне стало полегче, едва я к нему подошел – едва вдохнул чистого воздуха Хоби.

– Слушай, – сказал я, нервно оглядевшись, – мы можем на пару минут…

– А, так это жених? – вмешалась женщина из группки, с которой он общался, теперь они с любопытством напирали на нас.

– Да-да, поздравляем! – Еще какие-то незнакомые люди проталкиваются ко мне.

– Как молодо выглядит! Как молодо вы выглядите! – жмет мне руку блондинка лет пятидесяти пяти. – И до чего хорош собой! – поворачивается к подруге. – Как принц в сказке! И ведь больше двадцати двух ему и не дашь!

Хоби галантно представил меня всем по кругу, он был мягок, тактичен, неспешен – кротчайший светский лев, да и только.

– Ээмммм, – я огляделся, – прости, что тебя краду, Хоби, надеюсь, не слишком невежливо с моей стороны…

– Наедине поговорить хочешь? Конечно. Прошу меня извинить.

– Хоби, – сказал я, едва мы забились в относительно тихий уголок. Волосы у меня на висках взмокли от пота. – Ты знаешь такого человека – Хэвистока Ирвинга?

Бледные брови съехались на переносице.

– Кого? – переспросил он, вгляделся мне в лицо, – У тебя правда все хорошо?

По его тону и выражению лица я понял, что о моем психическом состоянии он знает куда больше, чем подает виду.

– Да-да, – ответил я, поправив на носу очки, – со мной все нормально. Но, послушай, Хэвисток Ирвинг – тебе это имя о чем-нибудь говорит?

– Нет. А должно?

Довольно сбивчиво – я до смерти хотел выпить, вот дурак, что по пути сюда не завернул к бару – я все ему объяснил. Я говорил, и лицо у Хоби каменело с каждой минутой.

– Что? – спросил он, оглядывая толпу. – Видишь его?

– Хмм… – У буфета толчея, колотый лед на блюдах, официанты в перчатках ведрами вскрывают устриц. – Вон он.