Сначала он думал, что время застыло — как часто бывает в бою. Или просто Кошелев потерял скорость, как те в Копенгагене… Но секундная стрелка часов двигается, как положено, а удара все нет, и нет, и нет.
Эней прекрасно видел не только Кошелева — но и то, что смотрело сквозь него. И знал, что Кошелев не бьет только потому, что это вопит: «Добивай!»
— Нет, — сказал Кошелев вслух. Достал свой ножичек, опустился на колени, взял правую руку Энея — подставляться под удар лубка он, конечно, не стал бы даже назло демону, — и, прижав к стойке мангала, примерился ножичком к локтевой артерии.
Когда нож коснулся кожи, Эней, вложив в это движение всего себя, ударил Кошелева левой по локтю. Нож скользнул по предплечью над лубком, кисть Кошелева проскочила между литыми финтифлюшками стойки мангала — и Эней, ударив лубком изо всей силы, сломал ему пальцы.
Нож выпал.
— …силою любви Херувимов! — прокричал Эней, света не видя от боли и пытаясь наощупь перехватить Кошелева за воротник. — Силою послушания Ангелов! Силою служения Архангелов! Силою надежды воскресения и воздая… — Кошелев ударил его в бок. Будь у него хоть вершок для замаха — сломал бы ребра, но между мангалом и столиком было тесно.
Там, на поляне что-то происходило. Наверное, кавалерия. Эней не слышал ничего, кроме рева собственной крови в ушах. А слова молитвы были не звуком, а объемом, пространством, внутри и снаружи.
Кошелев уже не стал искать локтевую вену — потянулся к горлу прямо зубами. Эней подставил под клыки лубок — не видя противника, попал, потому что был готов именно к этому.
— Силою Небес! — левой он завершил захват, намертво прижав к себе голову вампира. Тот заорал, когда крест коснулся его лба.
— Светом Солнца! — ногами Эней захлестнул противника за талию и сцепил ступни у него на спине, — Сиянием Луны! — Кошелев дернулся было вправо-влево, но у него не было пространства для маневра: Эней растопыренными коленями упирался в столик и мангал снизу. — Славой Огня! — во всем мире были теперь только они двое, нет, трое, нет, четверо! — Быстротой Молнии! — Кошелев попытался оттолкнуть противника, он был все еще дьявольски силен, хоть и лишился всех преимуществ в скорости, — Порывом Ветра! Глубиной Моря! — Эней чуть было не выпустил его, чуть было не разжал захват, поддаваясь этой нелюдской силе, но тут руки Кошелева соскользнули по намыленному и мгновенно вспотевшему телу, — Постоянством Земли! — еще попытка, и снова соскольнули, уперлись в землю. — Крепостью Камня! — вампир попытался добраться когтями до горла Энея, но тот крепко прижимал подбородок к груди, а руки у Кошелева были все же коротковаты, и тогда он сделал то единственное, что мог — и что было, в общем-то правильно для него…
Вонзил когти на всю длину в спину Энея — и рванул.
Боль оказалась как всегда, белой. Но зрение не нужно там, где есть механика. Где есть привычка заканчивать движение, несмотря ни на что — потому что иначе не выжить.
Я восстаю ныне Божьей силою, меня ведущей, — зачем для этого глаза?
Эней закрыл глаза. Все сводилось к тому, чтобы держать и не отпускать, и выдавливать, выпихивать из Кошелева тварь, которая визжала сквозь почти прокушенный лубок.
— Божьим могуществом, меня укрепляющим! — кто-то из них начал соображать, либо бес, либо Кошелев. — Божьей мудростью, меня направляющей, — вправо-влево-вверх-вниз не получалось, но оставалось еще «вперед», и он вытолкнул себя и Энея вперед, на простор.
Теперь остался сущий пустяк: подняться вместе с клещом-человечком, вцепившимся так нелепо, и хрястнуть его хрупким костяком об мангал.
Просто Эней все это просчитал еще до боя и, почувствовав движение вперед, тут же начал заваливаться набок.
— Божьим оком, меня соблюдающим, Божьим слухом, мне внемлющим, Божьим словом, мне глаголющим! — Эней от души надеялся, что ему сейчас внемлют. Потому что выигрышной тактики не было. Была только та, что позволяла пробарахтаться чуть дольше.
Прижимая Кошелева к земле, он видел под сомкнутыми веками пляшущую тень. Даже вампир не сможет подняться из партера, если его правильно прижимать. Но теперь уже ничто не могло помешать Кошелеву использовать когти на всю железку.
А боли не было. Новой — не было. И вообще все изменилось. Кто-то сверху придержал за плечо. Кавалерия. Пришли. Смотреть по сторонам сил нет, времени нет, но не дураки же. Ну, ребята — в три голоса, присоединяйтесь.
Справа Кошелева держал Цумэ, слева Кен. Эней разжал захват, выпрямил спину, удерживая противника — да нет, уже не противника, наверное — только ладонью, прижатой ко лбу.
Кошелев перестал биться, в его искаженных чертах не было уже ничего нечеловеческого — но Эней знал, чувствовал, что тень где-то рядом, что стоит ослабить волю и внимание — как она возьмет то, что считает своим.