Сейчас это были не слова, которые Эней любил повторять, как любимые стихи — это было просто правдой. И тень не выдержала. Рванув напоследок тело жертвы жестокой судорогой, она прянула Энею в лицо.
Словно облако холодного смрада прошло через него. Ночь, поляна, подъехавшая кавалерия, друзья, и Пришедший — все словно подернулось туманом — а потом туман сгустился над головой Кошелева.
У нечисти в резиновых желтых перчатках и с тростью в руке опять было лицо Габриэляна — но Эней был уверен в том, что никогда в жизни, ни при каких обстоятельствах на лице Габриэляна не будет такого выражения.
— Значит, выгнал, — улыбка беса изгибалась, как червяк. — Аплодисменты герою. Ну и что же ты будешь делать теперь?
— Радоваться. И благодарить.
Благодарить за помощь, радоваться, что удалось.
— Что ж, посмотри вокруг — и радуйся, святоша…
Эней встал и посмотрел.
Поперек тропинки стоял занинский «Альбатрос» с временной мигалкой. Фрол, то бишь Занин, спокойно протирал «грэхэм» салфеткой для чистки пластика и дерева. Закончив эту нехитрую процедуру, он вытащил из кармана коробку с набором пленочек — и принялся воссоздавать нормальную для рабочего оружия криминологическую картинку. Сделал, еще раз осмотрел и осторожно вложил оружие в руки одному из ребят Стаса. Тот не возражал, поскольку был уже сильно мертв. Расстрелян из «Штайра». «Штайр», обработав соответствующим образом, уже вложили в руки пожилого охранника Кошелва — расстрелянного из «грэхэма».
Корбут лежал на спине и пытался дышать пробитой грудью. Его уже сковали специальным комплектом для высоких господ.
Стас умирал.
— Так, — сказал Занин, прикинув расклад. — Тащите этого Карузо сюда. Его нужно целым сдать, а без крови он не восстановится.
— Нравится? — поинтересовался черт.
— Нет. Кому вообще нравится война?
— Борис, ты в порядке? — спросил Занин.
Борис — это я…
— Нет, — ответил Эней уже ему. — А что, не видно?
— Ты сейчас выглядишь хуже, чем он, — Занин показал на распростертого на земле Кошелева. — Кстати, что это с ним?
— Он опять человек, — ответил Эней.
— Бля, — сказал Занин, и в это короткое междометие вместилась очень широкая гамма чувств. — Ты это умеешь?
— Нет, я не умею. Это… чудо. И, — чтобы сразу неясностей не оставлять, — нужно, чтобы сам хотел.
— Он?
— Он.
— Ну-ка, повернись к лесу передом, ко мне задом, — Занин достал из поясной сумки баллончик с жидкими бинтами. — Твою мать… Только не говори мне, что оно того стоило.
Эней посмотрел на Кошелева — его с трудом можно было узнать сейчас, седого, иссохшего, покрытого старческими пятнышками. Потом посмотрел на нечисть, по лицу которой как будто пробегала рябь.
— Оно того стоило.
— Ты мог бы сорок секунд подождать. Сорок секунд еще позаговаривать ему зубы — а там мы бы его взяли, сковали и ты бы свои заклинания читал хоть до опупения, если так надо…
Эней не чувствовал в себе сил объяснять, что ему в этой идее видится что-то порочное.
Баллончик зашипел, распыляя прохладу и облегчение: в жидких бинтах содержалась и легкая анестезия.
— Спина еще туда-сюда, — проворчал Занин. — А вот тут уже не разобрать, где лохмотья джинсов, а где — тебя.
— Заливай все, врач разберет, где задница.
От Кошелева отошли, кроме Кости. Цумэ взял на себя командование.
— Что будем делать с этим? — спросил Занин, показывая в сторону Кошелева глазами.
— Через минуту-другую он умрет, — объяснил Цумэ. — И мы просто оставим его здесь. Для верности пустим в него пулю из личного ствола Киреева. Охранник Корбута застрелил высокого господина, был застрелен охраной Кошелева, Корбут исчез — такая, в общем, картина…
Хотелось бы знать, как все это будет выглядеть на другой стороне. Мастером Игоря была Милена, она умерла раньше. Мастер брата Михаила — тоже. А вот мастер Кошелева жив… и санкцию он давал совсем на другое.
Ничего, Зодиак скажет… Уж этот точно молчать не будет. Если… если сам жив останется.
— Бориса к нам? — спросил Занин.
— Нет. С вас хватит Корбута. Наша машина на другом конце рощи, мы туда его на руках отнесем.
— Я сам дойду, — выдохнул Эней.
— Сам ты дойдешь только до ручки. Сесть можешь? Нет, не можешь ты сесть…
Чеддер, бросай стекломой, у нас совсем другие планы. Или? — Цумэ повернулся к Энею.
— Нет, все правильно. Пусть найдут мою кровь. Чем больше, тем лучше. Накинь на меня куртку, холодно, — Энея и в самом деле насквозь пробивал озноб.
Костя выпрямился и сказал:
— Все.