Шанс, в котором нет правил [черновик]

Нижние чины, подумал Арефьев, уже месяц не видели ничего, кроме пустой каши, и лишь изредка — конины. Мы тоже, но нам, офицерам, достаются все-таки лучшие куски… Среди нижних чинов собирает обильную жатву цинга. Во Втором запасном госпитале, говорил доктор, мрут десятками каждый день — не хватает медикаментов, прислуги, еды, которую можно давать ослабленным людям. Японцы обстреливают позиции и город. Каждый день ждем штурма. Да, вряд ли в такой обстановке кто-то решился бы докладывать об упыре… Хотя от японцев и в самом деле можно ожидать чего угодно. Арефьев вспомнил, как в феврале — всего-то одно лето прошло с тех пор, а кажется — целая жизнь… — японские брандеры перли в бухту под шквальным огнем; как пулеметы выкашивали на палубах маленьких желтолицых матросиков — а под огонь бесстрашно лезли все новые и новые, сменяя мертвых у руля и возле палубных орудий… У капитан-лейтенанта Каверина за одну ночь всю голову прорезало сединой от этого зрелища.

…Было бы хорошо, если бы чего угодно можно было ждать только от японцев. А то каждый раз знать не знаешь, что собственное командование учинит. Фок уже в открытую говорит, что, мол, крепость — это то, что в конце концов сдается противнику, и об этом помнить надо. И никто ему рот не затыкает.

— Нижние чины очень часто болтают дело, — спокойно возразил Захарьин. — У них просто не всегда достаточно соображения, чтобы изложить это дело нам на нашем языке.

Раздался отдаленный разрыв, с потолка блиндажа посыпалась земля. Потом еще один. И еще. Ерошевич, помощник командира батареи, посмотрел на часы.

— Одиннадцать. Началось.

— Сегодня — четвертый форт, — сказал Арефьев зачем-то. Все и так знали, что сегодня японцы обстреливают четвертый. А завтра — второй. А послезавтра — город, стараясь разнести мельницу и склады. Рутина, которая призвана извести противника, приучить его к тому, что враг работает по расписанию — тем неожиданней будет штурм…

Арефьев достал кисет, оторвал осьмушку газеты, скрутил «козью ногу» с мерзким китайским самосадом. Приличного курева никто не видел уже неделю.

— Дней рождения императора в ближайшее время не предвидится. Значит, ждать можно когда угодно, — помотал головой доктор. — Надоели, смерть моя. Как-то оно все же у них противоприродно устроено. Помните, Зарецкий… ах, откуда вам помнить, вас тут еще не было… Словом, при прошлом штурме на пятачке огнем таких зажали. Ну вот что б им сдаться-то? Так там все и полегли. А кто был ранен — «Тэнно хэйка банзай!» — и кинжал себе в пузо.

— Сдаваться им честь не велит, — Захарьин выглянул наружу, отдернув одеяло, которым был занавешен вход в блиндаж. — Я вот как раз читаю об их давней гражданской войне, которую подняли семейства Пин и Юань — не знаю, как это прочесть по-японски. Добрался до морской битвы, которую дал пинцам полководец, опять же не знаю, как по-японски, пусть будет Юань И-чжин. Так историк пишет, что пинцев с собой покончило больше, чем погибло в битве. В том числе и их тогдашний малолетний император. Регентша, его бабушка, привязала его к себе поясом, а меж собой и ним сунула священный меч и нефрит, после чего бросилась в воду. Чтобы император и знаки его власти не достались юаньцам. Некая придворная дама собиралась прыгнуть за борт с третьей священной реликвией — зеркалом — но меткий лучник пришпилил ее одежды стрелами к палубе, лишив ее возможности исполнить неприятную, но почетную обязанность.

— Экий кавалер, — хмыкнул Ерошевич. — А когда это было-то?

— Так ведь не разберешь, — пожал плечами Захарьин. — Они же счет годам ведут, понятное дело, не от Рождества Христова, а по правлениям своих императоров. Могло и сто лет назад это быть, а могло — и тысячу…

— Дикарями были, дикарями и остались, — поморщился Силуянов. — И останутся впредь, сколько лет ни пройдет.

— Представьте себе, нечто подобное господа европейцы говорят о нас, — улыбнулся Захарьин.

— Наши разведчики не высасывают кровь у их дозорных, — тон доктора был резок, неуместно резок. Это от усталости, подумал Арефьев, и, чтобы перевести разговор на другую тему, спросил у Захарьина:

— Что это за книга?

— Трофей. Взял у убитого офицера еще летом, все руки не доходили. Называется по-китайски «Жи-бэнь Вай-ши», что-то вроде «Неофициального комментария к истории Японии».

— Китайская?

— Нет, японская. Тут вот в чем дело: они в старину часто писали по-китайски. Современная их азбука, которая на основе скорописи — я ее не знаю, а вот старинные книги читать могу. Тут китайский сильно искажен, конечно, но язык этот тем хорош, что один иероглиф обозначает в нем целое слово, так что при должной смекалке и усердии можно разобрать, что к чему.

— Так для этого китайский знать надо.

— Это смотря что знать. Говорю по-китайски я так себе, примерно как узбек на русском базаре. А читать научился. Интересный язык, в каком-то смысле удобный, но уж очень тяжел на подъем.

— Этот туман, похоже не собирается рассеиваться, — доктор вздохнул. — Ну и шут с ним, пойду так.

— Я вас провожу, — сказал Захарьин.