Шанс на ошибку (СИ)

Дождь усиливался с каждой минутой, а порывы ветра становились все сильнее. Вечер окружал девушку уютной темнотой и погружал все глубже в себя, не вмешиваясь в ее душевный монолог. И только шум, который стал доноситься до Гермионы, вернул в реальность. Она аккуратно обернулась и увидела приближающийся к ней силуэт.

Черт подери, кого принесло сюда в такое время?

Гермиона точно не знала, сколько просидела тут, но точно знала, что уже давно был отбой. Силуэт приближался к гриффиндорке, и это заставило её напрячься. Дыхание стало тише, а сердцебиение громче. Еще пару шагов — Гермиона заметила платиновый отблеск волос нежданного гостя в темноте — и все сомнения развеялись. Легким движением палочки девушка заставила птиц исчезнуть, а на себя наложила дезиллюминационные чары. Малфой показался перед ней через мгновение.

Он подошел ближе и остановился в нескольких шагах от неё. Гриффиндорка на секунду испугалась, что Малфой мог её заметить. Но он просто остановился, смотря в темноту. В руках у него была бутылка огневиски. Выглядел он откровенно плохо. Не то, чтобы хуже, чем она сама. Но, казалось, его аристократическая бледность превратилась в призрачную, а радужки глаз слились с темнотой вокруг. Он поднес к губам бутылку с выпивкой и сделал довольно большой глоток, но ни одна мышца на его лице даже не дрогнула от выпитого, будто бы это был обычный тыквенный сок.

Ещё минута, и ещё. Она просто наблюдала за ним, пытаясь высмотреть что-то в давно знакомом ей лице. Гермиона знала этого мальчика уже не первый год, видела, как он менялся, как менялись черты его лица. Не упускала и те моменты, в которые отмечала для себя, как он изменился за лето. Это не было увлеченностью или чем-то подобным, просто наблюдение.

И сейчас она видела перед собой взрослого парня, который пережил Войну.

Его лицо не выдавало никаких эмоций, словно он был статуей. Только вот Гермиона видела в его глазах то, что видела в своих каждое утро. Испепеляющую боль одиночества, горечь потерь и безысходность. Гриффиндорка никогда не пыталась понять Малфоя, всё их общение заканчивалось в коридорах во время межфакультетских стычек. Он был первым человеком, который примерил на неё прозвище «грязнокровка», довел до самой первой настоящей истерики и посеял в её душе чувство ненависти. А сейчас ей хватило просто одного взгляда в его потемневшие глаза, чтобы прочитать его, вывернуть его душу.

Малфой простоял еще около двадцати минут на башне и ушел, оставив Гермиону одну. Вряд ли он мог представить, что разделил с ней своё одиночество, раскрыл свою душу, своё нутро. На секунду Гермионе даже показалось, что ей полегчало. Она разделила этот вечер с кем-то, кто не пытался с ней заговорить, а просто молчал. И в этой тишине было что-то необходимое, что-то комфортное.

Дождь прекратился, ветер стих, а тучи приоткрыли взору звёздное небо. Девушка поднялась и направилась в гостиную Гриффиндора. Время уже близилось к рассвету.

========== 2 ==========

Малфой начал приходить на Астрономическую башню всё чаще, а Гермиона не помнила, когда последний раз выпускала птичек и не находилась под дезиллюминационными чарами. Она нашла какую-то отдушину в этих вечерах. Они сидели тут, вдвоем, и просто молчали. Каждый думал о своём, развлекая своих внутренних демонов. Дни стремительно сменяли друг друга, унося последнее осеннее тепло, но Гермионе было тепло тут, на Астрономической башне, рядом с Малфоем, в полном молчании. Она чувствовала исходящий от него терпкий запах огневиски в перемешку с мятой и сигаретным дымом. За эти недели она до мелочей изучила его лицо, рассмотрела каждый сантиметр его мантии.

Только возле Малфоя она прекращала думать о себе, переставая испытывать это навязчивое чувство жалости. Теперь она думала о нём, пытаясь понять, что его тревожит, что не даёт спать по ночам. Теперь она жалела его. И так было проще, Гермиона так привыкла. Думать о ком-то другом, пытаться помочь кому-то другому. Так было правильно.

— Тебе следовало бы надеть что-то потеплее, если ты собираешься тут сидеть, пока я не уйду, — голос Малфоя был устрашающе тихим. — Ночи стали холоднее.

Грейнджер напряглась, а сердцебиение начало эхом разноситься в ушах.

— Ты правда думала, что я не почувствую твое присутствие? Дезиллюминационные чары, так примитивно. Могла занять у своего дружка мантию-невидимку, пользы было бы больше, — продолжал Малфой, но теперь уже насмехаясь над ней. — Так что, Грейнджер, покажешься? Где же твоя гриффиндорская смелость?

Она не ответила, а просто взмахнула палочкой, разрушая скрывающие чары. Они сидели в нескольких сантиметрах друг от друга. Непростительно близко. Казалось, что Гермиона могла слышать не только своё, но и его сердцебиение. Почему-то под чарами ей такая близость не казалась пугающей, но теперь её тело начало подрагивать. Это стало казаться чем-то слишком интимным.

— На Гриффиндоре манерам не учат, Грейнджер? Или отвечать Пожирателю смерти не в принципах Героини Войны? — последние слова прозвучали как издевка.

— Бывшему Пожирателю смерти, — отрезала Гермиона.