— Мисс Грейнджер, я очень рада, что вы пришли в себя и идете на поправку, — профессор замялась и отвернулась к окну. — Но я хотела бы услышать, что с вами произошло в то утро? Потому что из слов ваших соседок: они услышали шум в ванной, а когда забежали туда, то вы лежали…в луже собственной крови.
— Думаю, что все так и было, профессор. Я тоже помню, что я была в ванной и я лежала в луже своей крови, — Гермиона впервые в жизни не знала, что ответить.
Эйфория от боли начала униматься и гриффиндорка оказалась в тупике. Не понимала, что она должна была сказать директору, как должна была объяснить свой поступок.
Да, профессор, я лучшая ученица Хогвартса, решила выпилить себя заклинанием. Вот такая я, поехавшая на всю голову.
Но, вслух, Гермиона не решилась больше ничего произнести. Она видела взгляд Макгонагалл на себе, ощущала ее непонимание ситуации. Недосказанность висела в воздухе тяжелым туманом.
— Мисс Грейнджер, заклинание было выпущено из вашей палочки. Кроме вас никого в ванной не было, — директор прервала тишину и пыталась звучать уверенно. — Из этого всего я могу сделать вывод. Один вывод. Вы пытались сами себя травмировать.?
Вывод директора скорее казался вопросом. Гермиона видела, как МакГонагалл снова уставилась на неё изучающим взглядом. Что-то еще было в этом взгляде. Разочарование? Негодование? Недоверие?
— Нет, что вы, профессор. Я просто…это получилось случайно. Просто неаккуратное обращение с палочкой, — Гермиона пыталась правильно подобрать слова и звучать увереннее.
— Гермиона, «Эверте Статум» не относится к чарам красоты. Будьте аккуратнее в следующий раз.
Макгонагалл больше ничего не сказала, развернулась и ушла. Гермиона прекрасно знала тон, с которым была сказана последняя фраза директора. Она ей не поверила, ни одному ее слову. Через мгновение перед ней появилась мадам Помфри.
— Мадам Помфри, как скоро я смогу вернуться на занятия?
— Думаю, что с понедельника. Сегодня вечером ты сможешь вернуться к себе в башню. Выходные пойдут тебе на пользу, отдохнешь и наберешься сил. А в понедельник можешь возвращаться к занятиям, — Помфри внимательно посмотрела на Гермиону. — Тебе нужно лучше питаться, твой организм слишком слаб… и постарайся больше без глупостей.
Без глупостей? Она постарается?
Нет.
Потому что для себя Гермиона уже решила, какая будет следующая глупость. Она вернет себе своих родителей. И ей плевать, чего ей это будет стоить. Ей не нужна душа без них, они и есть её душа.
Вечером гриффиндорка покидала больничное крыло и со скоростью света направлялась в сторону факультетской гостиной. Она не обращала внимания на студентов, которые встретились ей на пути. К ушам доносилось несколько приветствий в её сторону, но все, что она видела перед глазами — это расшитая бисером сумочка.
— Гермиона! Тебя выписали! Прости, что мы тебя не встретили! — Гарри бросился обнимать свою подругу, когда та появилась в гостиной.
— Эм… да, выписали. Ничего страшного, я вот сама дошла, — Гермиона пыталась освободиться из крепких дружеских объятий. — Гарри, я рада видеть тебя. Очень рада, но мадам Помфри сказала, что мне стоит ещё отлежаться…
Она снова почувствовала боль в спине от ран, которые не успели окончательно затянуться. Приступ болезненной эйфории снова накрыл девушку и заставил внутренних демонов скрыться глубоко в темноте, освобождая дорогу обычной физической боли.
— Конечно, извини, — Гарри разомкнул объятия. — Мы можем посидеть тут, в гостиной, поговорить. Ты… ты можешь нам рассказать… что произошло…
Гермиона посмотрела на Поттера, за спиной которого стояли Рон и Джинни. Они смотрели на неё выжидающе, хотели, чтобы она с ними поговорила. Грейнджер и сама понимала, что только что, за две минуты они поговорили больше, чем за несколько месяцев.
— Да, конечно. Мы можем поговорить, — Гермиона улыбнулась и присела на диван. — Как… как ваши дела?
— У нас все хорошо, все по-старому. А ты как? — отозвалась Джинни.
Это был максимально нелепый и неловкий диалог. Они разговаривали так, будто бы когда-то вместе ходили на внеклассный кружок и теперь случайно встретились на улице. Гермиона понимала, что у её друзей очень много к ней вопросов, но они не решаются их задать.
— Я нормально. Мадам Помфри сказала, что я с понедельника могу вернуться на занятия. Раны… раны практически затянулись и не болят.
Ложь.
— Она смазала их мазью и напоила меня зельями. Я не чувствую никакой боли и ничего не доставляет мне дискомфорта. Я в полном порядке.
Ложь. Ей больно и это приятно.
— Мы очень рады, что ты так скоро поправилась… — Рон запнулся.
Грейнджер читала друзей, как открытую книгу. Видела в их глазах один и тот же вопрос. Они хотели узнать, что произошло с ней, хотели услышать это, услышать правду, как Макгонагалл утром. Но Гермиона не собиралась им говорить эту правду, не сейчас. В голове вовсю клацали тумблеры, все решения уже давно были приняты.