Шанс на ошибку (СИ)

Занятия проходили также мимо гриффиндорки. Ей больше не хотелось подпрыгивать на каждом вопросе и зарабатывать очки для факультета, это было просто неинтересно. Отвечала лишь по требованию профессоров, не более. Нет, она не забила на учебу, она просто училась молча.

Иногда она проводила вечера в библиотеке, вдали ото всех. И только поздно вечером возвращалась в гостиную Гриффиндора, когда там уже никого не было. Бывали вечера, когда факультетской гостиной она предпочитала бег. Да, именно бег. Она бежала, куда глаза глядят. Бежала до тех пор, пока не изматывала себя до такой степени, чтобы рухнуть на землю от изнеможения.

Обычно она оказывалась где-то посреди Запретного леса. Это место больше не пугало. Гермионе было всё равно на то, что в любой момент там могла появиться тварь, которая запросто может сожрать её. Её не пугали шорохи и непонятные звуки. Она просто падала без сил на сырую холодную землю и начинала рыдать. Громко и горько, что было силы. Пыталась прокричать всё куда-то в почву под ней, чтобы хотя бы маленький кусочек боли остался там.

Вся жизнь проносилась мимо девушки, будто бы она смотрела фильм, который был на повторе, и никто уже очень давно не менял пластинку. Она давно потеряла счет дням, проведённым в стенах некогда её второго дома. Теперь это место не вызывало у неё никаких эмоциональных откликов в душе, никакого тепла и трепета. Была лишь боль, слабость и страх.

Война унесла всё живое, что было в ней. Прошлась настоящим ураганом, выжгла все чувства и посеяла всепоглощающую тьму. Гермиона поначалу пыталась понять, почему так случилось, почему только она сломалась? Но потом она просто забила. В голове время от времени появлялись картинки о том, как все могло бы сложиться, если бы она не оставила саму себя на Войне.

***

— Авис! — произнесла Грейнджер, взмахнув волшебной палочкой, и прямо над ней появилась стайка маленьких птичек.

Она лежала посреди Астрономической башни и просто взмахивала палочкой над собой. Это место стало её убежищем, её личным пространством. Несколько раз в голову гриффиндорки приходило осознание того, что именно тут, на этом самом месте, убили Дамблдора.

Темнота внутри неё сгущалась, а рана начинала кровоточить заново. Демоны плясали в хороводе, приговаривая, что она нашла своё спокойствие там, где всё началось. В первые дни Гермиона чувствовала, как тошнота подступала к горлу, и была готова вывернуть себя наизнанку, оставить тут свои лёгкие, всю черную смоль из её души. Ноги подкашивались и уносили прочь с этого места. Но потом внезапно возникшее ощущение лёгкости подталкивало её снова вернуться сюда. Будто бы тут она могла быть честна с собой, вернуть себя к реальности, убедиться в том, что всё прошло.

Сначала она приходила сюда несколько раз в неделю, потом каждый день, а теперь и вовсе начала приходить по нескольку раз в день. Гриффиндорка пропускала обед, реже стала появляться в библиотеке, больше не убегала по вечерам в Запретный лес. Она просто приходила сюда, наколдовывала чёрный плед и часами рассматривала маленьких птичек, которые появлялись из кончика её волшебной палочки.

Тут она позволяла себе плакать, упиваться собственными эмоциями, чувствовать тот пробирающий до костей холод и плескаться в собственной душевной темноте. Её душа выглядела, как старый заброшенный лесничий домик. В этом домике не было никого живого — повсюду было разбросано отчаяние, всё время шли дожди сожаления к самой себе, а стены самого домика были покрыты плесенью боли, что проникала всё глубже и глубже. Вокруг домика были разбросаны гниющие трупы надежд и несбывшихся мечт.

Октябрь был холодным и уж точно не приветливым. Гермиона сидела на Астрономической башне, наблюдая за порывистым дождём и кружащими над ней птичками. Слезы были такими горячими, что оставляли ожоги на бледной коже, смывая все остатки былых чар красоты. Девушка вспоминала, как раньше любила такие вечера, до Войны. Обычно она брала побольше книг или принималась за очередное письмо для своих родителей, рассказывая им о школьных буднях. Теперь все это не имело значение. Книги не помогали забыться, а писать было некому.

Родители были далеко, в безопасности…. И без воспоминаний о ней. Они не знали, кто такая Гермиона Джин Грейнджер. Больше не знали. И она не могла этого изменить, не в её силах это было. Она так сильно гналась за желанием их уберечь и спасти, что не заметила обрыв перед собой.

Гермиона никогда не замечала возникающие пропасти на её пути. Попросту не видела их и каждый раз с треском летела вниз. Беспокоилась за Гарри с Роном, пыталась оградить родителей от Войны, ставила на кон все… И что теперь осталось у неё?

Гриффиндорка никого не винила в случившемся. Никого, кроме себя. Если бы ей снова пришлось это пережить, она не изменила бы ни одного своего выбора и поступила бы также. Снова.