Шахнаме. Том 1

До Сельма дошло: разразилась беда,
За тучами скрылась удачи звезда.
И к крепости ближней он взор обратил,
К твердыне, вознесшей главу до светил.
Задумал укрыться он в крепких стенах,
⁴¹⁹⁰ Превратностью рока повергнутый в страх.
Меж тем размышлял Менучехр: «Воевать
Раздумает Сельм. Верно, двинет он рать
К стенам Эланана; про славу и честь
Забыв, поспешит он в твердыне засесть.
Твердыня коль станет приютом ему,
Оттуда не выбить его никому:
Ту крепость высокую — чудо земли —
Из водных глубин колдовством вознесли.
Обилие благ наполняет ее,
⁴²⁰⁰ И птица Хомай осеняет ее[172].
Мне путь ему должно отрезать: задам
Работу теперь стременам, поводам».
Карена, начальника воинских сил,
Призвал он и в замысел свой посвятил.
Тот, выслушав все, что сказал ему царь,
Промолвил: «О доблестный мой государь!
Коль дашь повеленье слуге своему,
Отборное войско с собою возьму
И недругу в крепость отрежу я путь.
⁴²¹⁰ Ему от возмездия не ускользнуть.
Дозволь, государь; Тура стяг боевой
И перстень с печатью возьму я с собой.
Уловку задумал я в дело пустить
И тот неприступный оплот захватить.
С отборной дружиной помчусь я в ночи,
А ты, повелитель, про это молчи».
Сказал Менучехр полководцу в ответ:
«Бог в помощь тебе! Твой разумен совет»[173].
Бойцы под начало Карену даны —
⁴²²⁰ Шесть тысяч их, опытных в деле войны.
Лишь ночь опустилась, глуха и черна,
Кимвалы Карен водрузил на слона,
Готовый с отважным отрядом своим
Пуститься к высоким стенам крепостным.
Ширую вверяя иранскую рать,
Сказал он: «Мне должно от войска отстать.
К начальнику стражи мгновенно примчась,
Я перстень ему покажу и тотчас
Проникну в твердыню и стяг подниму,
⁴²³⁰ Сверканием стали прорежу я тьму.
А вам — наготове стоять за стеной,
Призыв мой услышав, помчаться за мной».
И в путь устремился Карен, а стрелки
С могучим Шируем стоят у реки.
Достигнув ворот, стал начальника звать,
Тот вышел, увидел на перстне печать.
«От Тура я послан,—промолвил Карен,—
Приказ был: достигнув тех каменных стен,
К начальнику стражи войди и скажи —
⁴²⁴⁰ Отныне, мол, сон и покой отложи.
С посланцем моим заодно будь во всем,
С ним стойте на страже и ночью и днем.
Лишь войско придет Менучехра-царя
И стяг кавеянский взовьется, горя,
Вы вместе навстречу должны выступать;
Быть может, враждебную сломите рать».
Начальник, ту речь услыхав от гонца,
При виде знакомой печати, кольца,
Немедля ворота пришельцу открыл:
⁴²⁵⁰ Лишь явное видя, о скрытом забыл.
Послушай, что молвил сказитель-дехкан:
«Кто бдителен, тот распознает обман.
Уметь подчиняться мы с вами должны,
Но думать при этом и сами должны.
Узнаем, где благо для нас, где печаль,
Коль сможем предвидеть, заглядывать вдаль».
Но был беззаботен твердыни глава,
На веру он принял Карена слова.
Один затаил в сердце умысел злой
⁴²⁶⁰ И слепо ему доверялся другой.
Чужого родным не задумался счесть,
Все отдал он — крепость, и душу, и честь.
Говаривал сыну воинственный лев[174]:
«О доблестный, рвешься ты в бой, осмелев.
Но прежде чем ринуться — дело бойца
Намеренья вражьи постичь до конца.
Пришельца речам, как ни сладки они,
Страшись доверяться в военные дни.
Засады врага опасайся, умей
⁴²⁷⁰ Разгадывать суть лицемерных речей».
Хоть знатен был витязь и духом велик,
Но в замысел хитрый — увы! — не проник;
Не смог он уловку врага разгадать,
И мощную крепость был вынужден сдать.
Наутро Карен, закаленный войной,
Стяг поднял, сиянием схожий с луной,
Иранским бойцам кликнул клич с вышины
И знамя вознес над зубцами стены.
Шируй, ослепительный стяг различив,
⁴²⁸⁰ К Карену-вождю поспешил на призыв,
В ворота ворвался с дружиной своей
И кровью венчал именитых мужей.
Здесь — бьется Карен, там — отважный Шируй;
Блеск стали, течение пенное струй,
Вихрь огненный, мчащийся с разных сторон,
Наездников крики и раненых стон...
Уж солнце в зените, и видит оно,
Что крепость и рать опустились на дно,
И челн под водою последний исчез.
⁴²⁹⁰ Лишь дым пепелища встает до небес.
Мир черною тучею заволокло...
Там тысяч двенадцать бойцов полегло.
Когда же светило ушло на покой,
Стал город сожженный равниной пустой.
Казалось, в реке вместо влаги — смола,
А суша кровавой рекой потекла.