Сгоревший маскарад

И вот наступает антракт… Сон готовится сменится действительностью, нити со сновиденческой реальностью начинают истончаться. Кровавый омут превращается в водоворот и затягивает в себя всех персонажей: и горе-хирурга, и его расхваливаемую осознанность и, главное, проклятие живодёра в том числе, как-бы там не отрицаемое им самим, – увы, – всё же присущее всякому мяснику.

*                  *                  *

Придя в себя, я неподвижно сидел на кровати, раздумывая о запечатлённых полотнах. Недолго думая, я решил пойти тем же путём, каковым привык пользоваться при встрече с неизвестностью. Когда есть предмет изучения, но нет каких-то догадок, лучшим помощником оказывается тот ворох исследований, что уже насаждает мир и простаивает без дела. Читая о символических толкованиях, знак быка полнился рядом схожим интерпретаций; почти у всех народов он ассоциировался с чем-то домировым, доосновным и предшествующим всему существующему. В Северной Америке бытовало сказание о божественном быке Дхарме (Вселенной, как совокупности всех существующих форм). Другие народы проводили параллель с сочетанием в быке как мужского, так и женского. Такая неопределённость рождалась из мнения, что бык есть начало примитивной и животной энергии, а с другой стороны, это знак покорения звериного начала. Бык может быть как волом, – чем-то пассивным, – так и живым воплощением потенции. Бык – это дающее всему и вся начало, это потенциальный разворот новой вселенной, это шумерский Мардук и индийский Шива, восседающий на Нанди.

Куда интереснее обстояло дело с тавро. Клеймо на животном определяет его принадлежность к какому-то стаду или региону. Человек с такой же меткой должен обладать идентичными свойствами. Обозначение, указательность, какое-то пристанище… Пазл складывался таким образом, что понимание сновидения перерастало в мысли о чём-то только подразумевающемся, но ещё не явленном – чистой потенции. По всем сделанным выпискам я постепенно уверился, что бык олицетворял собой какое спрятанное в недрах меня бытие, вот-вот готовое разразиться тысячей эманаций и истечь наружу, но облегчение, как и исход так и не наступали. Что-то сдерживало освобождённую внутри силу; кровь замарала меня, окрасила в багровый окрас, но ни одна капля не достигла поверхности алых вод. Нечто воспрепятствовало соитию бычьей крови с другими жертвенными подношениями. Что же это могло быть? Немного помыслив, меня всё-таки осенило.