Читаем Сгоревший маскарад полностью

Кажется, я уже упоминал о некоторой вспышке перед вчерашней прогулкой. Так пора же сказать об этом чуточку больше. На протяжении всей жизни меня преследуют парасомнические приступы истерии. Парасомния – это расстройство сна, пока я бодрствую, никакой истерии и в помине быть не должно, однако, чем старше я становился, тем чаще эти приступы начинали преследовать меня наяву. Преследование сводилось к переживанию тех же пугающих ощущений, что и ночью, в момент настоящей парасомнии. Это-то и случилось со мной в медитативном трансе. Особенно важен факт, что это расстройство пошло дальше своих полномочий, когда я начал заниматься экспериментированием. Расслоение своего «Я», постоянные лишения и самостоятельно вызываемое угнетение только сильнее расшатывали мою психику; в определённый момент, я настолько ослаб, что более не мог сдерживать внутренние образы и они вышли на свет в качестве отдельных персон. Каждая маска ожидала своего выхода и сигнал о появлении нового сценического актёра давал парасомнический хорал. Когда я переживал эти приступы, меня охватывало безумие, ужас и трепет. Я чувствовал слабость перед той силой, что рвёт и мечет внутри меня, но противостоять ей или хотя бы как-то сдерживать ту никак не удавалось. Это была не персона, с которой ещё можно было-бы вступить в худо-бедно какой-то разговор или же конфликт; говоря о Нечто, стоящем за всеми масками, я говорю о том, Кто или Что по-настоящему руководит театральным набором. Балом правят не декорации, не актёры и не мнения зрителей; всем управляет смерть, как возможность к перевоплощению. Нет здесь и множества игроков, а только один, способный сменять одну личину на другую, что есть умирание одного образа и рождение следующего. Эксперимент не был бы экспериментом, не будь в нём погрешности на провал и в моей жизни, крушение одной персоны за другой стало путеводной звездой, верной ниточкой, вальяжно мотающей передо мною своей координаторским хвостиком.

Я привык делить приступы на указывающие и ключевые. Произошедшее мгновением ранее несёт указательный посыл. Указание на переосмысление чего-то, замечание какой-то ускользающей сути. Кто знает, может я упустил нечто важное… Совсем иначе всё обстоит с ключевыми приступами. Их-то я и называю вспышками. Если первое есть заболевание и поражение какого-то одного органа, то второе охватывает собою всю кровеносную систему, от чего не заражается не сегмент, а весь организм разом. Первое сравнимо с заражением одной деревушки, второе же сопоставимо с гнётом всего королевства. Параллель с средневековым примером позволяет представить парасомнию как чуму. Заражённый орган или конечность ещё можно ампутировать и по возможности заменить, но когда зараза проникает в кровь и разносится по всему телу, не остаётся ничего другого, кроме как с высоко поднятой головой встретить своего экзекутор. Чумная напасть – как и случай, когда нас сбивает машина; мы не успеваем переодеться в церемониальный мундир, нам не оставляют времени причесаться и надушиться, всё происходит мгновенно и сиюсекундно. Таков главный мандат смерти: она берёт своё тогда, когда ей это удобно, а не нам. Так и с чумной вспышкой, случившейся на днях. Я не мог её предвидеть, но настала она именно потому, что я задержался в роли старой персоны. Слишком сильно я слился с прошлым аватаром, чрезмерно крепкими сделались связи с былыми установками и разорвать эти нити усилием воли уже оказывалось невозможным; разум же ясно сознавал, что без постороннего вмешательства уже не обойтись. Новая маска не может вытеснить старую, ей всегда необходимо свободное пространство, место где развернуться, а этим-то я, увы, и не располагал; всё было забито знаниями о тех или иных вещах; различные представления и фантазмы витали по моей внутренней библиотеке, а я, как царь, сидел в центре всех этих идей и отыгрывал роль старца, которому уже давно пора-бы было отправиться заждавшуюся его опочивальню.

Поэтому-то и вызвало у меня омерзение то видение порядка; все наработки выгорели, надо было это только принять и идти дальше. Но чуть продвинувшись и уже подготовившись к принятию новой маски, что-то пошло не так… Неспроста такая малая вспышка застала меня средь ясного дня. Это требовало раздумий, но голова словно бы наполнилась металлом. До того движения стали скованными, а тело увесистым, что после неудачной практики, я тут же упал на кровать и очутился в объятиях забытья, на единение с которым столь благоволительно напутствовал парасомнический импульс.

*                  *                  *

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии