Северный крест

– Къ счастью, о царь дражайшій, къ счастью! – нашелся что отвтить Касато. – О Всемилостивйшій, не сочти за оскорбленіе божественнаго твоего достоинства и за дерзость нечестиву не сочти, но – думно мн: надобно намъ, минуя иные наши обычаи, совщаться и дйствовать въ сей, толь славный часъ, сообща.

– Да, время небывало горькое: горчайшее: волнуюсь предъ празднествомъ. Идемъ же въ бани.

– Я желалъ сказать: въ толь горькій часъ, о владыко. Но дозволь добавить къ сказанному: о Благобыкій! Намъ ненадобны лишніе уши. Дозволь бесдовать намъ въ ванной зал, ибо есть слово къ теб.

– Добро, о высочайшій изъ слугъ моихъ. Возьмемъ двъ и слугъ да шута. Ибо рчи твои сладки, аки медъ.

– О Высочайшій, дло толь важное предстоитъ намъ, что твоему достоинству лишь помхою будутъ служить постороннія уши.

* * *

Празднества сіи – черно-красное священнодйствіе – исконно критскія, и восходятъ они къ древности столь глубокой, что ни на Крит, ни въ земляхъ иныхъ никто и не помнилъ, когда они начались: они коренятся въ бездонномъ колодц прошлаго. Но критянамъ было извстно доподлинно, что это ихъ, критянъ, празднество, что не было оно привнесено на Критъ извн. Какъ отголосокъ столь древнихъ временъ Старой Европы, временъ доиндоевропейскихъ, когда культа коня либо не было вовсе, либо онъ только заступалъ, – еще живъ онъ и въ наши времена: въ Испаніи; коррида – имя ему. Но коррида есть видъ тавромахіи, боя съ быкомъ, на Крит же быкъ былъ чтимъ, и въ играхъ съ быкомъ – быкъ священный почитался: быками обычными. Явленіе сіе словно зачинало и два много боле позднія греческія явленія: и агонъ, и трагедію.

Красноярый быкъ, отмченный напечатлніемъ креста-свастики, глядитъ исподлобья, презлой, ревущій прегрозно порою, мрно побиваетъ землю копытомъ – словно сопка, спускающая порою паръ, – дышитъ часто, быстро, но мрно вырывается паръ изъ ноздрей, то сжимающихся, то расширяющихся: силушки много, слишкомъ много, чтобы быть спокойнымъ. – Вскипали страсти въ немъ. Вскипали он и въ толп.

Созерцаніе знаменитой таврокатапсіи, священныхъ прыжковъ черезъ быка, религіозныхъ игръ съ быкомъ, являющихся частью культа быка, наполняетъ душу страстью: роскошью; вовсе не страданіемъ и не состраданіемъ, не жалостью: ревомъ страсти и остротою предльною. Окрыляетъ древняго человка, одаривая восторгомъ несказаннымъ. Околдовывающій пиръ души. Но коли взлетишь высоко, подобясь Икару, – погибнешь. Лишь для наиболе слабыхъ и нездорово-впечатлительныхъ да для неудачливыхъ тавромаховъ быкъ празднествъ сихъ представалъ: мднымъ быкомъ, въ коемъ медленно жарились несчастные жертвы.

Пришелъ, пришелъ – онъ, тонкій, худой, жилистый, смлый до безумія, безоружный, полагающійся только на свои безпримрныя ловкость, силу, проворность. Тавромахъ, бывшій если не богомъ-во-плоти, то избранникомъ боговъ, и потому пользовавшійся почтеніемъ немалымъ. Игрокъ съ судьбою и смертью, въ прыжк надъ быкомъ растягивающійся между бытіемъ и небытіемъ; вылетая изъ бытія, находясь между жизнью и смертью, въ пограничныхъ областяхъ, приземлялся онъ: либо въ жизнь, либо въ смерть. Но ежели и погибнетъ тавромахъ, то смерть сія – самая достойная, самая – для многихъ – желанная, самая благородная, ибо самая богоугодная, жертвенная, благочестивая.

Толпа – ставшая Мы въ мр наивысочайшей, претворившаяся въ единое многоликое существо – въ изступленіи кричитъ его прозвище (или имя, потому что его иначе какъ «Хроменькій» не перевести, а хромымъ не назвалъ бы его и слпецъ), ритмично-мрно повторяетъ его, входя въ трансъ. Согласный ревъ толпы потрясаетъ аэръ. Аэръ раскаленъ: Свтиломъ и страстью, лезвіемъ повисшею въ аэрахъ. И таетъ свтъ. Черно-красное множится, нисходитъ на сердца изъ глубинъ Матери-Земли – лишь залитый солнцемъ тореадоръ спокоенъ, но въ спокойствіи своемъ не мренъ; но мрны и толпа, и быкъ, текущій ревомъ въ душу народную, её священно-тревожа. Священное безпокойство царствуетъ въ священные т миги, щемитъ оно сердца, бьющіеся всё чаще и чаще, всё боле и боле въ унисонъ: словно сердца всхъ собравшихся слилися въ одно безмрно-огромное сердце, бьющееся казалось бы аритмически, но на дл лишь всё чаще, всё быстре и быстре: за то и любили священную тавромахію. И тряслася земля – не то отъ топота бычьяго, не то отъ неровнаго стучанья сердца сего.